Директор желчно хохотнул.
— Как это тебе нравится, Леонид? — сказал он. — Частная проблема! Да, видно, слишком далека от вас наша Радуга, и всё, что у нас происходит, кажется вам слишком маленьким. Дорогой Марк, эта самая частная проблема битком набивает всю мою жизнь, а ведь я даже не нулевик! Я изнемогаю, друзья! Позавчера я вот в этом самом кабинете собственноручно разнимал Ламондуа и Аристотеля, и теперь я смотрю на свои руки, — он вытянул перед собой мощные загорелые длани, — и, честное слово, я удивляюсь, как это на них нет укусов и царапин. А под окнами ревели две толпы, и одна гремела: «Волна! Волна!» — а другая вопила: «Нуль–Т!» И вы думаете, это был научный диспут? Нет! Это была средневековая квартирная склока из–за электроэнергии! Помните эту смешную, хотя, признаюсь, не совсем понятную книгу, где человека высекли за то, что он не гасил свет в уборной? «Золотой козёл» или «Золотой осёл»?… Так вот, Аристотель и его банда пытались высечь Ламондуа и его банду за то, что те прибрали к своим рукам весь резерв энергии… Честная Радуга! Ещё год назад Аристотель ходил с Ламондуа в обнимку! Нулевик нулевику был друг, товарищ и брат, и никому в голову не приходило, что увлечение Форстера Волной расколет планету пополам! В каком мире я живу! Ничего не хватает: энергии не хватает, аппаратуры не хватает, из–за каждого желторотого лаборанта идёт бой! Люди Ламондуа воруют энергию, люди Аристотеля ловят и пытаются вербовать аутсайдеров — этих несчастных туристов, прилетевших отдохнуть или написать о Радуге что–нибудь хорошее! Совет — Совет!!! — превратился в конфликтный орган! Я попросил прислать мне «Римское право»… Последнее время я читаю одни исторические романы. Честная Радуга! Скоро я заведу здесь полицию и суд присяжных. Я привыкаю к новой, совершенно дикой терминологии. Позавчера я обозвал Ламондуа ответчиком, а Аристотеля истцом. Я без запинки произношу такие слова, как юриспруденция и полицейпрезидиум!…
Один из экранов засветился. Появились две круглолицые девочки лет десяти. Одна в розовом платьице, другая в голубом.
— Ну, ты говори! — сказала розовая полушёпотом.
— Почему это я, когда договорились, что ты…
— Договорились, что ты!
— Вредная!… Здравствуйте, Матвей Семёнович.
— Сергеевич!…
— Матвей Сергеевич, здравствуйте!
— Здравствуйте, дети, — сказал директор. По лицу его было заметно, что он что–то забыл, а ему напомнили. — Здравствуйте, цыплята! Здравствуйте, мыши!
Розовая и голубая разом зарделись.
— Матвей Сергеевич, мы приглашаем вас в Детское на наш летний праздник.
— Сегодня, в двенадцать часов!…
— В одиннадцать!…
— Нет в двенадцать!
— Приеду! — закричал директор восторженно. — Обязательно приеду! И в одиннадцать приеду и в двенадцать!…
Горбовский допил бокал, налил себе ещё, затем лёг в кресле, вытянув ноги на середину комнаты, и поставил бокал себе на грудь. Ему было хорошо и уютно.
— Я тоже поеду в Детское, — заявил он. — Мне совершенно нечего делать. А там я скажу какую–нибудь речь. Я никогда в жизни не произносил речей, и мне ужасно хочется попробовать.
— Детское! — Директор снова перевалился через подлокотник. — Детское — это единственное место, где у нас сохраняется порядок. Дети — отличный народ! Они прекрасно понимают слово «нельзя»… О наших нулевиках этого не скажешь, нет! В прошлом году они съели два миллиона мегаватт–часов! В этом — уже пятнадцать и представили заявок ещё на шестьдесят. Вся беда в том, что они абсолютно не желают знать слова «нельзя»…
— Мы тоже не знали этого слова, — заметил Марк.
— Дорогой Марк. Мы жили с вами в хорошее время. Это был период кризиса физики. Нам не нужно было больше, чем нам давали. Да и зачем? Ну что у нас было? Д–процессы, электронная структура… Сопряжёнными пространствами занимались единицы, да и то на бумаге. А сейчас? Сейчас эта безумная эпоха дискретной физики, теория просачивания, подпространство!… Честная Радуга! Все эти нуль–проблемы! Безусому мальчишке, тонконогому лаборанту на каждый плюгавый эксперимент нужны тысячи мегаватт, уникальнейшее оборудование, которое на Радуге не создашь и которое, между прочим, выходит после эксперимента из строя… Вот вы привезли сотню ульмотронов. Спасибо вам. Но нужно–то их шесть сотен! И энергия… Энергия! Откуда я её возьму? Вы же не привезли нам энергию! Более того, вам самим нужна энергия. Мы с Канэко обращаемся к Машине: «Дай нам оптимальную стратегию!» Она, бедняга, только руками разводит…
Дверь распахнулась, и стремительно вошёл невысокий, очень изящный и красиво одетый мужчина. В гладко зачёсанных чёрных волосах его торчали какие–то репьи, неподвижное лицо выражало холодное, сдержанное бешенство.