Он посмотрел на ее крохотную ладошку с четырьмя пальцами. На ее лицо, такое ясное и безмятежное. Лицо женщины другого мира, и однако, в центральной Африке оно, наверное, вызвало бы особого удивления. Но эта безмятежность была ему неприятна. Он потряс ее за плечо.
Потирая сонные глаза, Мюлай Туи села.
- Что угодно моему господину? Ведь девять сестер еще наверняка летают.
- Произнеси мое имя! - потребовал он.
- Поул Мер Ло.
- Нет, не Поул! Скажи Пол.
- Поул.
- Нет. Пол.
- По-ел, - произнесла Мюлай Туи, тщательно выговаривая слова.
Он ударил ее.
- По-ел, - передразнил он. - Нет, не По-ел. Скажи правильно. Пол.
- Поел.
Он снова ударил ее.
- Пол! Пол! Пол! Ну, скажи!
- Полэ, - сквозь слезу проговорила девушка. - Полэ... Мой господин, я стараюсь изо всех сил.
- Значит, недостаточно, - отрезал он. - С какой стати я должен учить ваш язык, когда вы даже имени моего нормально произнести не можете? Скажи Пол!
- Пел.
- Уже лучше... Пол.
- Пол.
- Очень хорошо. Действительно очень хорошо. Теперь попробуем Пол Мэрлоу.
- Пел Мер Ло.
Он опять ударил ее.
- Слушай меня внимательно. Пол Мэрлоу.
- Пел Мах Ло.
- Пол Мэрлоу.
- Пол Мах Ло.
- Пол Мэрлоу!
- Пол... Мэрлоу... - к этому времени Мюлай Туи уже сама не понимала, что говорит.
- Получилось! - воскликнул он. - Теперь верно. Меня зовут именно так. Ты будешь называть меня Полом. Понятно?
- Да, господин.
- Да, Пол.
- Да, Пол, - послушно повторила Мюлай Туи, вытирая слезы с лица.
- Понимаешь, - бормотал он, - это очень важно. Очень. Каждый человек должен сохранять свое имя, как ты думаешь?
- Да, господин.
Он замахнулся.
- Да, Пол, - быстро поправилась она и, подумав, нерешительно спросила. - Мой господин не одержим бесами?
Он засмеялся, но этот смех оказался недолгим. Слезы заструились по его лицу.
- Да, Мюлай Туи. Я и вправду одержим бесами. И мне кажется, что они будут преследовать меня до конца жизни...
Мюлай Туи прижала его к своей груди, укачивая, словно маленького ребенка.
- О господин мой, Пол, - прошептала она, - большая печаль живет в твоем сердце. Она шипит, как вода, попавшая на раскаленные угли. Лучше убей меня или прогони прочь, но только не дай мне видеть такое горе у человека, которому мне не суждено принести первый дар Орури.
- Что за первый дар Орури?
- Ребенок, - просто ответила девушка.
Он подскочил будто ужаленный.
- Откуда ты знаешь, что у нас с тобой не может быть детей?
- Господин... Пол... Ты любил меня много-много раз.
- Ну, и?..
- С тех пор, как я покинула Храм Веселья и больше не нойя, я перестала носить шиво. Пол, ты любил меня много раз. Если бы ты был как все байани, то сейчас я бы уже носила в себе плод нашей любви. Но я не располнела, я все такая же стройная. Значит, Орури не хочет благословить нас своим даром... Я согрешила, мой господин... Не знаю как, но согрешила... Наверно, если бы на моем месте была другая...
Он смотрел на нее, пораженный до самых глубин своей души. Словно пелена спала у него с глаз; на какой-то миг он почувствовал в Мюлай Туи мудрость большую, чем та, что он сможет когда-либо постичь.
- Это правда, - после долгого молчания спокойно сказал он. - Я действительно хочу иметь ребенка, хотя до этого момента и не подозревал об этом... Я многого не знаю... Но на тебе нет греха, Мюлай Туи, я думаю, дело в том, что моя кровь и твоя не могут смешаться. Наверное, у меня может быть ребенок только от женщины моего народа. И поэтому я не стану прогонять тебя.
- Мой господин милостив, - вздохнула Мюлай Туи и улыбнулась. - Но если я не могу принести ребенка тому, кто прилетел к нам на серебряной птице, я не хочу приносить его никому другому.
Не говоря ни слова, он обнял ее.
- Как ты думаешь, - наконец спросил он, - что же все-таки связывает нас?
- Нас ничего не связывает, Пол, - не поняв его, ответила она, - кроме воли Орури.
11
Под бескрайним зеленым куполом леса, по тихим водам Канала Жизни медленно плыли три золоченые баржи. На первой в маленьком затененном паланкине, охраняемом восемью крепкими жрицами, находилась Оракул Байа Нор. На второй - бог-император Энка Нэ в окружении восьми воинов, Совет Трех и чужестранец Поул Мер Ло. На третьей - еще восемь воинов и три девочки-подростка, которых ждала смерть.
Скромно сидя у подножия возвышения, на котором восседал бог-император, Поул Мер Ло внимательно слушал своего сюзерен.
- Жизнь и смерть, - говорил Энка Нэ голосом, удивительно похожим на голос Шах Шана, нищего водоноса, - это всего лишь две крохотные части беспредельной славы Орури. Краткий миг живет на земле человек, рожденный женщиной; но и у истока реки времени, и у ее конца его встречает Орури. Ибо Орури и есть эта река. И люди на ней - это тоже Орури, и их единственная цель в жизни - выполнить его непостижимую для них волю. Не правда ли, красивая мысль?
Энка Нэ изменил позу, и пестрый плюмаж мягко зашелестел. Поул Мер Ло - Пол Мэрлоу, землянин - никак не мог привыкнуть к тому, что под этим ярким, переливающимся оперением и внушительной птичьей головой скрывается плоть юноши, почти мальчика, с которым он когда-то говорил.
- Господин, - осторожно сказал он, - красиво все, во что человек искренне верит. Вера прекрасна сама по себе, так как придает смысл жизни. Уродлива только боль, ибо она искажает красоту.
- Боль - это тоже дар Орури, - неодобрительно посмотрел на него Энка Нэ. - Орури радуется, когда человек принимает боль с благодарностью, когда человек понимает, что выпавшие на его долю испытания приближают его к божественному лицу... Смотри! Вон летит гуйанис! И она следует воле Орури. А ведь прожив меньше месяца, она получит последнюю божественную милость, радостно приняв смерть.
Поул Мер Ло сидел и смотрел, как гуйанис - ярко окрашенная бабочка с размахом крыльев более метра - бесцельно и лениво порхает над Каналом Жизни, прямо перед баржей Оракула. Вдруг с одного из деревьев на краю канала прямо на нее кинулась большая птица с кожаными перепонками вместо крыльев. Мгновение - и она, даже не задержавшись в полете, уже держала гуйанис в зубастом клюве. И только оторванное крыло гигантской бабочки одиноко кружилось, падая вниз к журчащим водам канала.
Энка Нэ хлопнул в ладоши.
- Убей! - сказал он, показав на птицу.
Один из воинов поднял к губам духовую трубку. Тихонько свистнула стрела, и летящая метрах в двадцати птица, казалось, замерла на лету, пронзенная насквозь. Еще секунда, и судорожно хлопая внезапно обессилевшими крыльями, она с шумом упала в воду.
- А теперь умри ты, - мягко сказал Энка Нэ, повернувшись к воину. Умри и живи вечно.
- Господин, - улыбнулся тот. - Я недостоин.
Затем он вынул из колчана новую стрелу и спокойно вонзил ее прямо себе в горло. Не издав ни звука, со счастливым выражением на лице, воин рухнул за борт.
- Так Орури достигает поставленной цели, - пристально глядя на Поула Мер Ло, заметил Энка Нэ.
Поул, не отрываясь, смотрел на черные воды Канала Жизни. Вот скрылось из виду тело мертвого воина. Вот проплыло мимо борта ярко окрашенное крыло, а за ним - еще трепещущее тело птицы, крепко сжимавшей в клюве то, что осталось от гуйанис.
Землянин Пол Мэрлоу пытался бороться с фатализмом, вынудившим его принять роль Поула Мер Ло в этом похожем на сон мире. Психолог в нем прекрасно понимал, что оба они, такие разные, населяют одно тело, и что полем битвы между ними является он сам. Пол всегда останется чужаком человек технически развитой цивилизации, со сложными и во многом искусственными ценностями, против четких и простых принципов этого дикого мира. Что же касается Поула, то он стремился только к одному - обрести покой и, если возможно, немного удовлетворения на планете, куда его забросила судьба.
Кто плыл по Каналу Жизни вместе с Энка Нэ? Пол или Поул? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Он чувствовал, что бескрайний зеленый лес и яркое оперение бога-императора, смысл жизни и значение смерти - все это слишком много для поселившихся в его измученном сознании, непримиримо борющихся друг с другом братьев: Пола и Поула.