Рина попыталась подняться.
Поздно, слишком поздно. Ампула разбилась, и все ее мерзкое содержимое растеклось по лодке. Теперь Рина, как и он, обречена.
Кил низко наклонился и нежно заключил ее в объятия.
— Ри… Ри… ну почему ты меня не послушалась? Почему не вернулась на яхту? — Он осыпал ее лицо поцелуями, солеными от моря — и слез.
— Я люблю тебя, Кил, — прошептала Рина.
— О радость моя, и я люблю тебя.
Он долго не выпускал ее из рук, тесно прижимая к себе, слыша стук сердца, упиваясь красотой обреченной любви.
— Не надо бы тебе появляться здесь, — неловко сказал Кил. — Ну почему, почему ты не сделала, как я сказал?
— Ты бросился спасать меня, — прошептала Рина, тронутая, глубиной боли, прозвучавшей в его голосе. Он всегда любил ее, боролся за нее, был готов всего себя отдать.
— А ты решила пожертвовать собой, — прошептал он в отчаянии, прижимаясь щекой к ее затылку.
— Да что ты. Кил? Я просто должна была быть с тобой. Не могла оставить одного.
— Но…
— Все понятно, Кил. Ампула разбилась. И что же теперь с нами будет?
— Ну что тебе сказать, — пробормотал Кил. — Откуда мне знать, как действует эта мерзость. Наверное… наверное, мы заболеем.
— А потом?
Рина слегка отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза.
Кил глубоко вздохнул и ничего не ответил. Рина потупилась:
— Рисковать нельзя, правда? Им придется либо взорвать, либо сжечь лодку.
— Рина…
— Обними меня покрепче, Кил. Пожалуйста.
Он порывисто прижал ее к себе.
— А ведь я хотела выйти за тебя, Кил, — прошептала Рина. — Конечно, если ты на самом деле…
— Ну как ты можешь сомневаться? — нежно отозвался он.
— И мы бы жили в Вашингтоне?
— Да, — прошептал он и слегка отстранился. Оба посмотрели на небо, по которому плыла полная луна. — В Вашингтоне или в Александрии. Мы бы подыскали себе дом в колониальном стиле. Старинный, в хорошем состоянии. Двух — или, может, трехэтажный. Обстановка скромная, но очень, очень элегантная. Большое крыльцо, вокруг пологие склоны, лужайки…
— И мансарда, в которой можно играть.
— Играть?
— Ну да, в ней бы играли наши дети, — тихо сказала Рина. — Мальчик и девочка. Или двое ребят. Но мне… мне бы хотелось родить еще одну девочку.
— О Рина, — простонал Кил, зарываясь лицом в ее мокрые волосы.
— Не надо, Кил. Ну пожалуйста, не надо. Мне ведь нужен только твой ребенок. А иначе — зачем? Ты появился… и ты дал мне силы… и ты снова научил меня любить.
Ему нечего было сказать. Он молча обнял Рину.
— Кил… — Ее прервал громкий всплеск и внезапно вспыхнувший сноп яркого света. Кил бережно отстранил Рину и вскочил на ноги. Лодка закачалась, и он бешено замахал руками.
— Назад! Назад! Ампула разбилась. Немедленно возвращайтесь…
— Кил! — Это был Доналд.
— Доналд, кретин ты этакий, не слышишь, что ли? Немедленно прочь отсюда! Ампула разбилась…
— Где Хок?
— Он мертв, но послушай…
— Это ты убил его?
— Не я — медузы, но какая разница? Стой, где стоишь! Не подходи, черт его знает, как быстро распространяется эта зараза.
— Да я далеко, — крикнул Доналд. — А теперь ты меня послушай. Трентон во всем разобрался. В той ампуле была вода. Всего лишь вода, обыкновенная вода.
— Вода! — выдохнула Рина из-за спины Кила.
— Точно, Ри, просто вода, — отозвался Доналд.
— Вода, Кил, вода! Выходит, все это был всего лишь блеф.
Кил повернулся, бережно обнял ее и посмотрел прямо в глаза.
— Не торопись радоваться, — сказал он и снова повернулся к Доналду: — Ладно, положим, в той ампуле была всего лишь вода. Но в этой-то… кто знает?..
— Это верно, — помолчав, мрачно отозвался Доналд.
— О Боже! — Рина закрыла лицо руками. Это жестоко. Только мелькнула надежда, как ее тут же отнимают.
Кил ласково погладил ее по спине и уже собрался было что-то сказать, но его опередил Доналд.
— Не плачьте, Ри! Ну пожалуйста, не надо. Все будет хорошо. Трентон знает, как действует эта штука. Если до утра не появится никаких симптомов, значит, бацилл никаких не было. И еще, он по-прежнему уверен, что из Центра ампулы вынести невозможно. Надо… надо просто подождать.
— До утра, — прошептала Рина.
Наступило напряженное молчание. Словно бы вплотную надвигалась буря, только непонятно, с какой стороны ветер подует сильнее. Доналд откашлялся. Странно, что так хорошо слышно, подумала Рина, ведь полное ощущение того, что он где-то далеко, там, за черными волнами.
— Под банками, в ящичках, вы найдете воду, небольшой запас еды и одеяла, — сказал Доналд. — И вот еще что… Трентон считает, что вам лучше бы ненамного отплыть и уж там бросить якорь. Это просто так, на всякий случай, — поспешно добавил он, — поскольку доктор совершенно уверен, что все будет хорошо.
— Спасибо, Дон, — спокойно ответил Кил. — А теперь двигай назад, а то как бы тебя к нам ветром не прибило.
— Иду, — все еще не трогаясь с места, отозвался Доналд. — Прямо не знаю, что и сказать, ребята. Я вас люблю. И буду за вас молиться. Все мы будем молиться.
— Хватит! Не нужно лишних слов. Надеюсь, завтра-вечером мы все отужинаем вместе.
— Я тоже, — хрипло сказал Доналд, — я тоже надеюсь на это.
Он наконец развернул лодку и погреб назад. Кил с Риной глядели ему вслед. Немного погодя Кил пересел на среднее сиденье и взялся за весла. Рина устроилась напротив. Расстояние между ними и яхтой постепенно увеличивалось.
Через какое-то время Кил остановился, не говоря ни слова, перебрался на нос и бросил якорь, бормоча нечто в том роде, что хотелось бы верить: за ночь их никуда не отнесет. Покончив с этим. Кил наклонился и извлек из-под сиденья одеяла, бутылки и что-то похожее на мясо в пластиковой обертке.
Собрав все это хозяйство, Кил разложил одеяло на дне лодки и принялся деловито накрывать «стол».
— Как насчет того, чтобы поужинать, миссис Коллинз? — Он с легкой улыбкой сделал приглашающий жест. — Не при свечах, правда, и букетов роз не предвидится, однако…
Изо всех сил стараясь не расплакаться, Рина с трудом улыбнулась в ответ:
— Зато у нас есть серебро луны и мерцание моря, конгрессмен. Чего же еще можно желать?
Кил накинул ей на плечи одеяло, притянул к себе и передал бутылку. Рина жадно глотнула и возвратила бутылку назад.
При лунном свете мужественные, прекрасные его черты выделялись со скульптурной четкостью. Что бы там ни ждало их впереди, за эту ночь она ему будет вечно благодарна.
— У нас будет все, — мрачно заявил он, разворачивая обертку.
Рина надкусила жесткую, безвкусную мясную плитку, поморщилась, но безропотно доела до конца.
— Все — это что — поинтересовалась она.
— Двое детей. Если оба окажутся мальчиками, попробуем еще, может, родится девочка. Дом в колониальном стиле. Большая немецкая овчарка. В крайнем случае — бельгийская. Пара котов. И птица. Мне всегда хотелось попугая.
— Да, хорошо бы, — мечтательно прошептала Рина и вдруг резко повернулась к нему.
— Кил, — жарко проговорила она, — давай займемся сегодня ночью любовью. Ну пожалуйста. Мне хочется верить… мне хочется забыться в волшебстве, мне хочется, чтобы небо снова кружилось над головой.
Кил пристально посмотрел на нее. Зеленые глаза ее расширились и засверкали. В них была любовь. Кил наклонился и мягко прижался к ее губам, ощущая кончиком языка соленый привкус — то ли от слез, то ли от морской воды.
Он яростно, неудержимо прижал ее к себе, и два сердца учащенно застучали в унисон. Поцелуи его становились все требовательнее, язык вступил в смертельную дуэль с ее языком. Все вокруг утопало в лунном свете. В их объятии не было никакого отчаяния — только любовь, только желание, только красота. Уж до утра-то они вдвоем продержатся.
Кил оторвался от нее и сказал с жалобной улыбкой:
— Из этого чертова скафандра красиво не выберешься. Ну да ладно, потерпи немного, сейчас что-нибудь придумаем.