Хью наклонился, чтобы поставить табурет поудобнее.
– Мне кажется, вам нужно жениться еще раз, сэр. Виконтесса Вентворт будет для Кэрью прекрасной матерью.
– Ты спятил! – Мэтью смотрел на него в изумлении. – Вот уж не ожидал услышать от тебя такое!
– Я беспокоюсь о мастере Кэрью. Я слышал кое-что при дворе.
К черту придворные сплетни!
– Так, значит, я должен жениться ради сына! – прорычал Мэтью. Он бросил Хью подушку, которую тот подложил под деревяшку. – А потом я могу спокойно отправиться в следующее путешествие, оставляя на берегу уже не одного человека, а двоих.
Хью бросил на него задумчивый взгляд:
– Или вы вообще не отплывете.
Мэтью нахмурился:
– Ты же ненавидишь английскую зиму не меньше, чем я. У тебя разболится нога.
– Это уж точно, – признал Хью. – И все же, если вы попросите, виконтесса, пожалуй, может согласиться. Насколько я понял, ее свекор держит ее на голодном пайке, не позволяя распоряжаться даже своими собственными средствами. Вы могли бы ей помочь, а она помогла бы Кэрью.
Мэтью просто поверить не мог, что слышит подобное от Хью, который должен был лучше всех понимать, что никто не может занять в его сердце и жизни место Джоанны.
– И что я получу? Женщину, которая любит Эссекса и, наверное, пускает его в свою постель?
– Я думал, что она вдова, которая никогда не была по-настоящему женой, – с удивлением сказал Хью.
Мэтью вспомнил разговор с фрейлиной.
– Откуда ты это взял? – спросил он.
– Я же говорю, что слышал кое-что, – воинственно подбоченясь, сказал Хью. – Я, может быть, и одноногий, но отнюдь не глухой.
– Ты успеваешь больше, чем многие двуногие. Тебе удалось увидеться с твоей возлюбленной? – поддразнил его Мэтью, желая сменить тему.
– Да. Я навестил Сюзанну, и она хорошо меня встретила, – произнес Хью с большим достоинством. Речь шла о служанке, с которой он познакомился при дворе два года назад. – Но я хочу сказать о другом. Эссекс, возможно, и не был близок с виконтессой. Она ведь хоть и вдова, но девственница.
– Интересно, как же ей удалось остаться девственницей при таком-то муже? – резко спросил Мэтью. – Он и в самые юные годы имел репутацию ловеласа. У него есть даже внебрачные дети. Любой, кто хоть раз бывал при дворе, слышал об этом от его отца, который, кажется, страшно гордился похождениями своего сыночка. Кроме того, я видел сегодня утром, как Эссекс целовал виконтессу.
– Да Эссекс и фонарный столб поцелует, если примет его за женщину. – Хью презрительно фыркнул. – Причем, как я слышал, ему совершенно наплевать, хочет ли этого столб.
Но Мэтью лишь покачал головой и отвернулся к окну. Довольно о виконтессе. Он лучше будет думать о белых песках южного острова, который он открыл у побережья Америки.
Он постарался вызвать в памяти образ своего вновь обретенного рая. Когда в Англии царила холодная, сырая зима, эта благословенная земля оставалась плодородной, обласканная золотыми лучами солнца. Леса были полны дичи. Тропические деревья, влекущие своей прохладой, высились до небес, в их ветвях сверкали яркие цветы и порхали разноцветные птицы. Как ему хотелось построить там дом и жить в окружении нескольких верных друзей, таких, как Хью. И дьявол забери Англию с ее холодными зимами и политическими интригами!
К наступлению темноты Мэтью вернулся во дворец. Сидя с Кэрью за ужином в его маленькой комнатке, он пытался разговорить сына, но тот дулся и отказывался поддерживать беседу. Мэтью хотелось совсем иных отношений с сыном, но любой их разговор неизменно превращался в спор.
Услышав детские голоса и смех, Мэтью выглянул из окна. Во дворе, озаренном светом факелов, резвилась стайка детей.
– Это виконтесса Вентворт, – сказал Кэрью, проследив за взглядом отца. – Она звала и меня играть в жмурки, но я знал, что ты меня не отпустишь.
Обвинение было несправедливым, но Мэтью сдержался. Он поискал глазами Титанию и нашел – веселую, раскрасневшуюся, с блестящей черной косой.
При взгляде на ее изящную фигурку его охватила жгучая ревность к Эссексу. А сразу же за ревностью пришла злость. Если она – возлюбленная Эссекса, пора перестать о ней думать. Даже лучше, что она уже занята. Значит, она не будет тревожить его покой, как и многие другие женщины.
Но Мэтью ничего не мог с собой поделать. Эта женщина зажигала огонь в его крови. Так вспыхивает сухое дерево корабля от пламени факела. Когда Мэтью смотрел на нее, он терял способность рассуждать здраво.
– Почему она это делает? – спросил он Кэрью.
– Что делает? Играет с нами? Она говорит, что для нас лучше развлекаться так, чем устраивать всевозможные каверзы. Королева тоже так считает. Но я знаю, что ты мне не разрешишь. – В голосе мальчика прозвучала обида. – Это та самая женщина, которую ты запретил мне видеть. Это она учила нас карточным фокусам.
Итак, Титания была ко всему еще и заводилой детских игр? Конечно, ее логика казалась вполне разумной. Это и вправду удерживало их от серьезных проказ, давая выход неуемной энергии.
– Во-первых, теперь я знаю, кто она, а во-вторых, ты не спрашивал моего разрешения, – сказал Мэтью сыну, не удержавшись от упрека. – Я не имею ничего против подобных игр. – Это был удобный момент, чтобы перевести разговор на отданные Кэрью деньги, но, видя, что сын и так не в настроении, Мэтью решил подождать с выяснением этого вопроса. Иначе они опять поссорятся.
Они оба продолжали наблюдать за игрой. Вот Титания пригнулась, чтобы ребенок с завязанными глазами не задел ее рукой, и со смехом перебежала на другое место. Увлеченная игрой не меньше детей, она казалась очаровательной и полной жизни. В вечернем воздухе разносились их счастливые голоса. Мерцание факелов, которые держали слуги, придавало всей сцене налет сказочного волшебства. Мэтью невольно позавидовал ей, он и сам хотел бы почувствовать себя таким же веселым и беззаботным.
– Ты что, заболел, Грейсток? Надеюсь, у тебя не приступ лихорадки, которую ты подхватил в Карибском море? – Кэрью, казалось, всегда легко улавливал перемены его настроения и тут же комментировал их. Называя отца по фамилии, он дерзко демонстрировал, что намеренно хочет его разозлить.