— Благодарю, сударь, — приветливо улыбнулась я, — но я не одна, со мной служанка. Мы собираемся спуститься к реке и поглядеть на суда.
— Я с вами.
— Что вы, не стоит труда. Вижу, с вами писарь, вы наверняка спешите по важным делам. Не смею вас задерживать.
— Госпожа Женевьева, для меня нет и не может быть дела важнее, чем быть подле вас!
Я опять улыбнулась, на этот раз скорее принужденно, чем приветливо.
— Сударь, если мой муж прознает, что вы пренебрегаете службой ради прогулок со мной, он ужасно рассердится. Вы ведь не хотите навлечь на меня неприятности?
При одной мысли о гневе Жана Мишель Орлеанский попятился, вид у него был удрученный. Он несколько раз извинился и пошел своей дорогой, а мы с Беатрис аж покатились от смеха. Давно мы так не смеялись, а ведь какими когда-то были хохотушками. Мне будет очень ее недоставать, когда она сделается камеристкой Клод. При Клод она останется до той поры, пока ей не позволено будет выйти замуж и оставить службу.
Судов на реке было видимо-невидимо, они плыли вверх и вниз по течению. На другом берегу такелажники сгружали мешки с мукой, предназначавшиеся для несчетных кухонь Лувра. Некоторое время мы наблюдали за их работой. Мне всегда нравилось смотреть на Сену — она словно таила надежду на побег.
— Мне надо кое-что рассказать о Клод, — проговорила Беатрис. — Она совершила большую глупость.
Я вздохнула. Меньше всего мне хотелось разбираться в подробностях, но ничего не поделаешь, я мать.
— И что она такое натворила?
— Помните этого художника — Никола Невинного, он еще делает шпалеры для большого зала?
Я следила глазами за солнечными бликами на воде.
— Помню. И что?
— Я их застукала под столом.
— Под столом? Где?
Она смешалась, в огромных глазах мелькнул страх. Беатрис носит изящные наряды, как и все мои камеристки. Но даже тончайший шелк, затканный золотом и украшенный драгоценными камнями, не делает ее краше. У нее живые глаза, но впалые щеки, курносый нос, а кожа идет красными пятнами при малейшем волнении. Сейчас она вся пылала.
— В ее комнате? — предположила я.
— Нет.
— В большом зале?
— Нет.
Ее смущали мои догадки, а меня — ее недомолвки. Я опять бросила взгляд на реку, борясь с желанием на нее прикрикнуть. С Беатрис лучше быть терпеливой.
Неподалеку двое рыбаков, сидя в лодке, удили рыбу. Клева не было, но, казалось, их это не смущало. Они увлеченно переговаривались и над чем-то тихо подсмеивались. Нас они не заметили. И слава богу, а то, узнай они, кто мы такие, принялись бы кланяться, а потом отгребать подальше. Смотреть на радость простолюдинов — в этом есть какое-то особое удовольствие.
— В кабинете вашего мужа, — выговорила Беатрис шепотом, хотя никого, кроме меня, не было поблизости.
— Матерь Божья! — Я перекрестилась. — Как долго они оставались одни?
— Не знаю. Думаю, несколько минут. Но они… — Беатрис запнулась.
Меня так и подмывало ее встряхнуть.
— Они?
— Не то чтобы совсем…
— А ты где была, Господи Боже мой? Чья это обязанность — приглядывать за ней?!
Я намеренно не взяла Беатрис с собой, поручив ей проследить за Клод, дабы не случилось непоправимого.
— Я глядела. Но она обвела меня вокруг пальца, негодница. Послала купить… — Беатрис теребила четки. — В общем, не все ли равно. Но она не лишилась девственности, госпожа.
— Ты уверена?
— Да. Она была раздета не до конца.
— Раздета?
— Только наполовину.
Как бы сильно я ни разозлилась, дерзость Клод отчасти меня подкупала. Не дай бог, они попались бы на глаза Жану — лучше об этом даже не думать.
— И что ты сделала?
— Я выгнала его.
По ее лицу было видно, что это неправда. Никола Невинный, наверное, специально тянул время, издеваясь над Беатрис.
— Что вы думаете делать, госпожа?
— А ты что сделала? Что сказала Клод?
— Я сказала, что вы наверняка захотите с ней об этом поговорить.
— А что она? Умоляла ее не выдавать?
— Нет, — нахмурилась Беатрис, — рассмеялась в лицо и ускакала.
Я заскрежетала зубами. Клод превосходно известно, что ее девственность — величайшая ценность для Ле Вистов и что она обязана сохранить непорочность ради мужчины, который станет ее мужем. Когда-нибудь ее муж унаследует состояние Ле Вистов, а может, еще и титул. Дом на улице Фур, замок д'Арси, мебель, драгоценности, даже заказанные Жаном шпалеры — все достанется мужу Клод. Жан найдет достойную партию, но и Клод не должна ударить лицом в грязь. От нее ожидаются благочестие, почтительность и, само собой, невинность. Если бы ее застукал отец — при одной мысли о подобной вероятности меня охватила дрожь.