«Молись», — твердит Кристина. Но мне недосуг молиться, пусть уж лучше сама сходит в Шаблон и помолится за всех нас, а мы тем временем поработаем.
На кухне послышались голоса. Похоже, Мадлен опять кого-то притащила с собой. Вокруг нее вечно вертятся какие-то сомнительные типы. Уверен, добром это не кончится, хотя мое дело, конечно, сторона.
Тут в мастерскую вошла Алиенора. Она была сама не своя.
— Что еще там? — подала голос Кристина, нарушая уютную тишину.
Алиенора напряженно вслушивалась в голоса, доносившиеся из глубины дома.
— Он вернулся.
Жорж-младший поднял глаза:
— Кто?
Кто именно, было ясно и без его вопроса. Покою настал конец, это уже как пить дать. Этот тип не способен ни секунды посидеть смирно.
В проеме показалась Мадлен, по лицу ее бродила глупая улыбка.
— К вам гость из Парижа.
За ее спиной возвышался Никола Невинный в платье, заляпанном дорожной грязью. Он скалил зубы.
— Такое впечатление, будто вы так и сидите безвылазно с прошлого лета. Повсюду жизнь бьет ключом, а Брюссель точно в спячке.
Я встал.
— Милости просим. Кристина, принеси гостю маленькую кружку пива.
От него, конечно, много суеты, и тем не менее пусть не думают, что я неприветлив с гостями, особенно с явившимися издалека.
Жорж-младший стал было выбираться из-за станка, а за ним и Люк, но я неодобрительно покачал головой. Нечего отвлекаться на пустяки.
Кристина кивнула Никола на ходу.
— Захотелось взглянуть еще раз? — Она неопределенно мотнула головой, указывая не то на станки, не то на Алиенору, мявшуюся в дверях.
— Угадали, госпожа. Я надеялся увидеть, как Алиенора танцует вокруг майского шеста, но, к сожалению, припоздал.
Кристина исчезла в доме, не став разъяснять, что мы работали все праздники, хотя Люка с Тома я один раз отпустил пораньше, чтобы они сходили на ярмарку.
Вступая в мастерскую, Никола скривился, словно наступил на гвоздь.
— Что с тобой?
Никола пожал плечами, прижимая локоть к боку.
— Притомился слегка. — Он повернулся к Алиеноре. — А ты как?
Когда он улыбнулся, я заметил, что во рту у него не хватает двух задних зубов. Под глазом желтел синяк. Может, с лошади свалился либо в переделку попал. Столкнулся, например, с грабителями, которые промышляют на больших дорогах.
— Замечательно, — отозвалась Алиенора, — а мой сад еще лучше. Хочешь взглянуть на цветы?
— Немного погодя, красавица. Сначала ковры.
— Рановато приехал, — кривовато улыбнулась Алиенора.
Я догадался, что она имеет в виду, только когда взгляд Никола остановился на станке, где мы делали «Вкус».
— Эх, — протянул он. Голос его был совершенно убитым.
Рука с сидящим на ней попугаем, складка верхнего платья, лапка обезьянки, кончик сорочьего крыла, ну и, естественно, мильфлёр — вот и все, что уместилось на полоске между валиками. Ткачу тут есть чем полюбоваться, но человек наподобие Никола, скорее всего, будет разочарован. Никола перевел глаза на «Мое единственное желание». Может, надеялся хоть тут увидеть лицо. Но различил только еще одну руку, на этот раз тянущуюся к ларцу с драгоценностями, еще один кусочек верхнего платья, обезьянку и полог в золотых искорках, закрывающий вход в палатку.
— Тебе еще повезло, — сказала Алиенора, — хуже, если бы кусок с лицом намотали на валик.
— Но ведь можно и размотать полотнище — ради меня.
— Папа не разматывает ковры, — отрубила Алиенора. — От этого основа провисает.
Это был ответ дочери lissier.
— Что ж, — опять улыбнулся Никола, — тогда, пожалуй, придется у вас задержаться.
— И ради этого ты прискакал в Брюссель? — возмутился я. — Чтобы взглянуть на женское личико?
— У меня поручение от Леона-старика.
Я помрачнел. Что еще Леону приспичило? Будто он не знает, что у меня дел по горло. И с какой стати он прислал вместо себя этого художника? Я чувствовал на себе вопросительные взгляды ткачей. Собственно, им работать надо, а не отвлекаться на досужую болтовню.
— Пойдем в сад, — сказал я. — Поглядишь на цветы Алиеноры. Там и поговорим.
Я вышел первым, Никола последовал за мной. Алиенора посторонилась, освобождая проход.
— Ступай к матери, — буркнул я хмуро, заметив, что она пристраивается за нами.
Дочь заметно приуныла, но безропотно подчинилась.
Май в саду — самая благодатная пора. Все вокруг цветет — купена, барвинок, фиалки, водосбор, маргаритки, гвоздики, незабудки. И, что особенно меня радует, ландыши, которые и цветут-то всего ничего. Их необычный возбуждающий аромат пропитывал воздух.