— Что случилось? — шепнула я, нарушая гробовое молчание и чувствуя себя так, будто расчесываю укус блохи.
— Я давно собирался тебе кое-что сказать, красавица. Еще прошлым летом.
— Из-за чего ты уехал?
— Да.
Я задержала дыхание.
— Сегодня в таверне был Жак Буйвол.
Я стиснула зубы.
— И что?
— Он хам.
— Это не новость.
— Какая мерзость…
— Что?
Никола умолк. Я нащупала просвет в ворсе и воткнула туда иглу.
— Прошлым летом я случайно подслушал разговор твоих родителей. О Жаке Буйволе. Твой отец заключил с ним сделку. Насчет тебя.
Он боролся с собой, но я не пришла ему на выручку.
— Словом, тебя отдают за него замуж. Речь шла о Рождестве, а в связи с нынешними обстоятельствами, наверное, вас обвенчают еще раньше. Как только ковры будут готовы. Перед Великим постом или около того.
— Я знаю.
— Знаешь?
— От Мадлен. Ей брат проговорился. Они… — Я махнула рукой, решив не уточнять, чем именно занимаются Жорж-младший с Мадлен, сам догадается. — Она поклялась молчать, но, думаю, об этом давно болтают на всех перекрестках. Но тебе-то что? Я тебе никто, обыкновенная слепая, не способная даже восхититься твоим смазливым лицом.
— Меня возмущает, что такая красивая девушка выходит замуж за хама, и больше ничего.
По его голосу чувствовалось, что он недоговаривает. Я ждала.
— Странная штука, — продолжил он. — Эти ковры точно заставили меня по-другому взглянуть на женщин.
— Но дамы на коврах ненастоящие.
— Они похожи на реальных персон — во всяком случае, некоторые, — хихикнул Никола. — В конце концов, я портретист.
— Ты хорошо заработал на заказе?
— Лучше, чем твой отец.
— Бедный папа скоро зубы положит на полку из-за твоего Жана Ле Виста.
— Мне очень жаль.
Мы немного помолчали. Слышно было, как равномерно он дышит.
— Что ты собираешься делать?
Люк повернулся и что-то пробормотал во сне.
Я кротко улыбнулась.
— А что я могу? Я слепая и должна радоваться любому предложению.
— Даже от мужчины, воняющего овечьей мочой?
Я пожала плечами, хотя на душе у меня кошки скребли.
— Знаешь, Алиенора, у тебя есть выход.
Голос его изменился. Я вся похолодела. Я знала, что у него на уме. Мне эта мысль тоже приходила в голову. Но боюсь, такой поворот еще хуже замужества с Жаком Буйволом.
Но Никола, казалось, не сомневался:
— Иди сюда, красавица, я расскажу тебе про единорога.
Давая рукам роздых, я пробежала пальцами по рубчикам — ершистые дорожки из шерсти и шелка приятно щекотали подушечки. Мама и священник говорили, что незамужним женщинам грешно предаваться подобным помыслам, но, по-моему, эти запреты мало на кого действуют. Даже на маму. Хоть она и утверждает, что ее выдали за папу по расчету, старший брат родился всего через месяц после того, как родители стали делить супружеское ложе. Мадлен и Жорж-младший не боятся грешить, и Никола тоже, и парочки, прячущиеся в темных проулках, и женщины, отпускающие скабрезные шуточки на базаре.
Я воткнула иглу возле рта дамы, чтобы не забыть, где остановилась, и повернулась к Никола. Он подхватил меня на руки и понес мимо спящих в сад. Я обхватила его за шею и уткнулась носом в теплую кожу. От него замечательно пахло.
Он положил меня на цветочное ложе — из маргариток и гвоздик, незабудок и водосбора. Только бы не раздавить ландыш, подрагивающий прямо рядом с моим лицом. Он, бедняжка, живет совсем недолго и так сладко пахнет. Я отодвинулась подальше. Теперь голова моя лежала в зарослях мелиссы. Прохладные ворсистые листья покалывали лоб и щеки. Хорошо, что помятая мелисса легко выпрямляется.
Кто бы мог подумать, что я буду беспокоиться о растениях, лежа с мужчиной.
— Чему улыбаешься, красавица? — Лицо Никола нависало над моим.
— Ничему, — ответила я и потянулась рукой к его щеке.
Он лег на меня, и я почувствовала, как твердый член уперся мне в живот. Тяжесть была непривычная, но я не испугалась. Мне даже захотелось, чтобы он прижался еще сильнее. Он прильнул своими губами к моим и проник языком ко мне в рот. Мне опять стало смешно. Его язык был нежным и одновременно твердым, влажным и живым. Никола засосал мой язык себе в рот, там было тепло и пахло пивом и еще чем-то неизвестным — это был его собственный запах. Он задрал мне юбку, приспустил лиф. Я поежилась от соприкосновения с прохладным воздухом и его телом.
Все мои чувства были обострены. Жалко только, перед глазами стояла чернота. Из того немногого, что мне было известно об отношениях между мужчинами и женщинами, из шуточек, которые женщины отпускали на базаре, песенок, которые они распевали, и из звуков возни, доносившихся по ночам из родительской спальни, из шорохов в уголке сада, где прятались Жорж-младший с Мадлен, выходило, что любовные утехи доступны только зрячим и у меня никогда ничего не получится, разве что с мужчиной вроде Жака Буйвола. А еще меня пугала боль. Но больно было лишь самую капельку, когда Никола вошел в меня, а потом я ощутила его тело каждой своей клеточкой, вдыхая его запах, ловя его дыхание и дрожа от его прикосновений.