– А вы довольно-таки молчаливый человек, – услышал он ее приговор на втором сеансе.
– Все мы такие внутри, – ответил он.
– Но снаружи таких, как вы, совсем немного.
Отвечать на это Рульфо не захотел. Ему подумалось, что внутри тела нет света и почти отсутствуют звуки – только стук сердца. Слова же идут не из тела. Они приходят издалека и в головы людей забредают погостить.
И в этот самый момент его посетили новые слова и образы.
Но говорить об этом он не хотел.
Другой его привычкой стали прогулки до поликлиники в Чамбери, где он поджидал, пока доктор Бальестерос окончит прием. Вначале он делал это пару раз в неделю, позже сократил количество визитов – раз в месяц или через месяц. Но всегда бывал принят тепло. Они с доктором вместе выходили из поликлиники, устраивались в каком-нибудь кафе выпить чего-нибудь безалкогольного и разговаривали. Бальестеросу нравился этот скромный и хорошо образованный молодой человек с сумеречным взглядом. Они стали друзьями с тех пор, как Рульфо в первый раз появился в его кабинете в середине октября прошлого года с жалобами на странные кошмары, которые больше не повторялись, с чем Бальестерос себя и поздравил.
Тем вечером Бальестерос показывал ему фотографии первой внучки. На лице его цвела горделивая улыбка деда-дебютанта: это был человек, которого переполняло счастье, и он решил поделиться им с Рульфо. Отдав должное прелестям малышки, Рульфо сказал:
– Сестра оплачивает мне сеансы психотерапии в одном частном центре. Она считает, что у меня депрессия.
– Это она хорошо придумала. И как, помогает?
– Чувствую я себя намного лучше. То, что случилось с Беатрис, я уже принял.
Доктор выгнул седые брови, выражая восхищение. Его другу довольно редко удавалось упомянуть имя этой девушки, не прослезившись. Потому он расценил это как явное улучшение.
– Это просто замечательно! – сказал он.
– Но есть и кое-что еще. – Рульфо пристально посмотрел на него. – Посещение этого центра кое о чем мне напомнило… О позабытом. Не смотри на меня так, я не сошел с ума. Наткнулся на что-то вроде торчащего конца нити, дернул за него, и теперь вспомнилось все… – Вдруг он облокотился на столик и заговорил другим тоном: – Эухенио, ты помнишь о кошмарах, которые мучили тебя в прошлом ноябре? Те, о которых ты мне рассказывал?..
Бальестерос нахмурился:
– Единственное, что со мной было в прошлом ноябре, – это сильные головные боли. Но теперь все в порядке, ты же знаешь.
– Но кошмары тоже были… Тебе снился лес, полный крови, пара блестящих глаз, белокурая девочка, которая живет под твоей кроватью…
– Ах это… – Бальестерос рассмеялся. – Эти сны были связаны с Хулией. Но они прекратились. И я тоже начал принимать свое горе.
По-видимому, не этого ответа ждал от него друг. И он придвинулся к доктору поближе:
– А ты не припоминаешь девушку с длинными черными волосами, очень красивую?.. Ну ладно, вижу, что нет. – И он махнул рукой, как бы отметая ответную реплику Бальестероса. – Я тоже ничего не помнил до недавнего времени. Знаешь, что я думаю?.. – Он поколебался, словно не решаясь продолжать. Но все же сказал: – Думаю, что она стерла нашу память. Начисто. И сделала это, чтобы спасти нас.
– Кого ты имеешь в виду?
– Это логично. Нас нельзя было оставить в живых, если бы мы знали все то, что узнали, но она не захотела нас убивать. Тебя она оживила, вылечила все наши раны, стерла все следы произошедшего, включая и наши воспоминания…
Серые глаза доктора стали огромными, словно тарелки.
– Саломон, а ты уверен, что эта терапия, которую ты проходишь, идет тебе на пользу?
Рульфо не ответил. Ее образ, когда она склонялась над Бальестеросом и потом над ним, а затем удалялась по направлению к группе, был последним, что сохранил его мозг, перед тем как он проснулся в собственной спальне в то ноябрьское воскресенье прошлого года. Он всегда думал, что это лишь сон, но теперь был практически уверен, что все было самой настоящей реальностью: дамы, трагедия Сесара и Сусаны, правда о Беатрис Даггер… Почти уверен. «Хотя, чтобы оставаться в живых, мне следовало бы считать, что все это мне приснилось», – подумал он.
И с той же долей уверенности он осознал, глядя на удивленное лицо своего друга, что их двоих дамы уже никогда не побеспокоят, потому что они перестали быть им интересны. Они с Бальестеросом были важны, пока служили составной частью плана, слов, стихов. А сейчас они всего лишь обычные люди. И они живы.