А на заднем плане – дом с белой прямоугольной колоннадой.
II. Дом
В поликлинике тем вечером было полно народу. Бальестерос не принял еще и половины записанных на прием пациентов. Он прощался с одним из них и готовился пригласить следующего, когда послышался многоголосый протестный гвалт, дверь открылась и в кабинет вошел «человек с кошмарами», как назвала его медсестра Ана, одетый с обычной для него небрежностью. Под его глазами залегли темные круги. Он остановился прямо перед Бальестеросом и с полным хладнокровием выдал следующую сентенцию:
– Ветры разума порой производят чистейшее дерьмо. Прошу прощения за эту метафору, но вы употребили ее первым.
Врач оглядел посетителя с головы до ног:
– Что вы хотите сказать?
– Дом, который я видел в своих кошмарах, существует. Как и преступление.
Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса пациентов, на повышенных тонах грозившие жалобами и заявлениями в адрес администрации поликлиники. Ана не отрывала глаз от доктора, но он, казалось, пребывал в каком-то ином, внутреннем мире, доступ в который был открыт только молодому бородачу и ему.
– И откуда это вам известно?
– Я видел. И могу показать вам.
Бальестерос опустился на стул и глубоко вздохнул:
– Послушайте, у меня еще целый час приема. Могли бы вы вернуться через, скажем, час и десять минут и мы бы тогда спокойно поговорили?
Молодой человек секунду смотрел на него, не двигаясь. Затем, не говоря ни слова, повернулся и вышел. Спустя час и десять минут раздался стук в дверь. Бальестерос, только что отпустивший медсестру, произнес:
– Входите.
– Простите, что я прервал сегодня ваш прием, – слегка смущенно пробормотал, входя в кабинет, давешний посетитель.
– Ничего. Вид у вас нездоровый. Опять снились кошмары?
– Нет, но я почти не спал. Провел ночь перед компьютером.
– Садитесь и рассказывайте.
Рульфо положил на стол небольшую папку. Бальестерос на одно мгновение – всего на одно – задался вопросом: не могут ли дела обстоять так, что у этого типа, которому он все еще доверяет, не все дома? На своем веку практикующего врача он повидал несколько замечательных случаев такого рода.
– Дом здесь, в Мадриде, в одном из кондоминиумов на окраинах.
– Откуда вы знаете, что это тот самый дом?
– Это он.
факты
– Вы там уже побывали?
– Еще нет.
– Тогда где же вы его увидели?
таковы факты
Рульфо открыл папку и вынул несколько распечаток. И разложил их на столе перед Бальестеросом:
– Я собрал заметки. Предупреждаю вас, подробности неприятны.
– Да я привычен к неприятным подробностям. – Бальестерос надел очки для чтения.
Факты представляли собой следующее.
В ночь на двадцать девятое апреля, M. Р. Р., двадцати двух лет,
Фотографии.
проникнув в дом номер три по Каштановой аллее, принадлежавший
Фото жертвы.
Улыбка.
Дом с белыми колоннами.
Почти все репортажи были извлечены из Интернета, а качество печати было не на высоте. Но текст с лихвой возмещал то, чего не могли показать фотографии. Испытывая некоторую неловкость, Бальестерос взглянул на Рульфо поверх очков:
– Кажется, припоминаю. Ужасное преступление, но не единственное в своем роде. И при чем здесь оно?
– Именно это преступление снится мне вот уже две недели подряд.
– Вы могли узнать о нем из новостей. Здесь говорится, что оно случилось в ночь на двадцать девятое апреля этого года. Полугода не прошло. И о нем сообщали по телевизору.
– Но я не смотрю новости по телевизору. Клянусь вам, я ничего не знал об этом до тех пор, пока не начались мои кошмары.
Бальестерос в задумчивости принялся теребить бороду. Потом указал на один из снимков:
– Это она?
– Да. Это и есть та женщина, которая мне снится. Та, что просит у меня помощи. Ее зовут Лидия Гаретти. Она итальянка, ей было тридцать два, богатая, не замужем, с некоторых пор жила в Мадриде. Я не был с ней знаком. Никогда раньше ее не видел и никогда о ней не слышал.
Рульфо пристально смотрел на Бальестероса, словно подстрекая высказать сомнение. Первые признаки озноба, легкое дуновение ужаса побежало мурашками по спине и затылку доктора. Он снова задавался вопросами: в своем ли уме этот тип? не розыгрыш ли все это? или же, чем черт не шутит, не болезненная ли мания психически неуравновешенного человека? Но что-то побуждало доктора верить этому человеку – быть может, взгляд карих глаз, в котором читался куда более сильный страх, чем тот, что мог ощутить он сам.