И разговор перешел на автомобили.
Хозяйничал в камере Дуст - человек Саши Сухумского.
А сам Саша Сухумский был смотрящим по «Крестам».
И это мне сразу же не очень понравилось. А точнее - очень не понравилось. Именно тогда, в первый же день, у меня появилось ощущение, что менты выполняют воровской заказ. И теперь это ощущение не ослабевало, а, наоборот, постепенно превращалось в железную уверенность, что для меня дело пахнет керосином.
Но внешне все было нормально. Меня уважали, обращались за советом, а иногда приходилось решать конфликты, которые неминумо возникают, если в камеру площадью тридцать метров посадить без малого восемьдесят человек.
Лежу я как-то раз на шконке, в стенку пялюсь, думы свои невеселые думаю, и вдруг слышу - в противоположном углу шум, свара, крики, в общем, драчка случилась. А потом Дуст и говорит:
- Давайте к Знахарю, мерины безрогие, как он скажет, так и будет.
Подходят ко мне двое урок, обоим лет по тридцать, у одного под глазом слива зреет, другой за яйца держится, и видно, что кисло ему не понарошку.
А еще мне видно, что твари они ничтожные, и повесить бы их без суда и следствия, чтобы не воняли, да некому…
Ладно, думаю, поиграем в царя Соломона.
- Ну, - говорю, - что случилось, почему беспорядок нарушаете?
А сам вспомнил, как на корабле этом, на холодильнике «Нестор Махно», вот так же стояли передо мной два моремана, а я им так заправлял, что самому интересно было.
Оба одновременно открыли рты, но я остановил их жестом и сказал:
- По очереди. Ты - первый, - и указываю пальцем на того, у которого бланш под глазом.
Пусть, думаю, тот, у которого яйца пострадали, оклемается пока.
- Погонялово имеешь? - спрашиваю.
- Имею, - отвечает урка, - Шустрым кличут.
- Действительно шустрый. По бейцам ловко попал. Может, ты еще куда ловко попадаешь?
- Если надо, то и попадаю, - отвечает Шустрый, а сам ногу в сторону отставил и большие пальцы за пояс засунул.
Хочет, значит, показать, что хоть и перед авторитетом стоит, но и сам чего-то стоит.
- А за что, тебя, бедного, в тюрягу-то посадили? Небось, по ошибке?
- Нет, не по ошибке, - отвечает, - вооруженный грабеж.
- Ух ты! Вот здорово! И кого же ты ограбил? Трех здоровых мужиков? Или вооруженного инкассатора ножичком на понт взял? А может, прорвался через охрану и вынес из кабинета депутата сейф с наворованными у народа деньгами?
Шустрый угас, ногу прибрал и говорит:
- Да нет, Знахарь, я поскромнее.
- Ну так давай рассказывай, не томи.
Он помялся и говорит:
- Шубу с бабы снял, и сумочку еще…
- Вот это да! Герой! - восхитился я, - И не испугался? Хотя ты же вооруженный был… А что за оружие?
- Что за оружие… Нож охотничий.
- А где ножик-то взял?
Вся камера молча и с интересом следила за происходящим, и вдруг с верхнего яруса раздался чейто голос:
- А ножик он у корефана своего двинул, пока тот пьяный на хате валялся.
- Заткнись, Пахарь, тебя не спрашивают, - огрызнулся Шустрый.
- Не затыкайся, Пахарь, - возразил я, не сводя взгляда с Шустрого, - откуда ты об этом знаешь?
- А он сам рассказывал, как геройствовал в тот вечер. Что, Шустрый, не рассказывал разве? И про то, как кореш твой, козел, ты ведь его так называл, вырубился, а ты у него, у козла, ножичек-то и прибрал. Ты еще сказал, что это инструмент для настоящего мужчины, а кореш твой типа не настоящий. Забыл?
- Ну, охотничий нож - это и на самом деле для настоящего мужчины, - рассудительно заметил я. - Ты ведь настоящий мужчина? Правда, Шустрый? Ты ведь женщины с сумочкой не испугался? Или все-таки было страшно, но ты смог себя перебороть. А?
Смотрю, а Шустрый и вовсе завял, пальцы из-за пояса вынул, руки по бокам висят, а сам ссутулился, как плакучая ива… Урка, блин!
- Ладно, - говорю, - о том, что ты за урка, мы еще поговорим. А сейчас скажи мне, почему ты сокамерникам отдыхать мешаешь? Что вы там с этим не поделили?
И киваю в сторону второго орла.
А тот уже вроде очухался, за бейцы больше не держится, порозовел…
- Тебя как кличут? - спрашиваю.
- Берендей я.
- Ага… Так вроде бы какого-то царя звали, то ли у Пушкина, то ли у кого-то еще.
- Не знаю я никакого Пушкина, а звать меня - Санек, а братва Берендеем кличет.
- Понятно, - говорю, - ну, ты помолчи пока, а потом ответишь, когда тебя спросят.
И перевожу взгляд на Шустрого.
- Ну, так в чем у вас проблемы?