— Что ж, до свидания, Константин Николаевич… Не провожайте, я сама… Только не выключайте, пожалуйста, фары, пока я не доберусь вон до того фонаря… Да, спасибо вам большое за чудесный вечер! — обернулась Люся, чтобы, как и было задумано, лишь на секунду, не больше, непринужденно коснуться губами бородатой щеки.
Уязвимо высвеченная сзади яркими фарами, она старалась ступать легко и грациозно, однако сырая от вечерней росы трава, холодившая ноги в открытых босоножках, то и дело напоминала о вольной ночной жизни всякой нечисти, вроде отвратительно скользких ужей и гадюк, перед которыми Люся испытывала панический страх еще со времен своего пригородного детства.
Неожиданный шорох у болотистой канавы напугал ее так, что она оступилась, ойкнула, хотела уже броситься назад, к доктору, и бросилась бы, если бы за спиной не раздался веселый голос:
— Девушка, а девушка, а телефончик, случайно, не дадите?
Шагавший за ней след в след, будто верный телохранитель, Костя шутливо потрепал ее по плечу, и она догадалась, что, еще в ресторане записавший ее мобильный, сейчас он просто-напросто прикалывается в стиле семидесятых. В стиле их молодости. Именно так, с просьбой дать телефончик, в те времена окликали на улице понравившихся им девчонок парни, желавшие познакомиться.
Они расстались в желтом круге фонаря, первом на ее дачной улице, отсюда уже хорошо просматриваемой из конца в конец.
— Я позвоню вам завтра? — шепнули напоследок его губы. — Можно, Людмила Сергеевна?
— Можно и сегодня, Константин Николаевич. Как только доберетесь до дома, сразу и позвоните. Иначе я буду волноваться. Очень…
Привалившись к стремительно защелкнутой на запор калитке — как будто она, взрослая женщина, не ручаясь за себя, могла кинуться обратно в сладкие объятия доктора, — Люся мало-помалу обрела способность соображать.
Полосы света, посеребрившие газон, высокие плетистые розы, крупные цветки клематиса и превратившие замерший ночной сад в бархатную декорацию к волшебной сказке, лились из окон нижнего этажа, где, небывалый случай для столь позднего часа, горели все лампы.
К чему бы такая иллюминация? — насторожилась Люся, привычно не ожидая ничего хорошего от любого отклонения от нормы. И оказалась права. Из черной тени жасминового куста на садовую дорожку выползла что-то со слезами лепечущая себе под нос Зинаида — в белой ночной рубахе, с неприбранными космами до плеч и серой маской вместо лица, лишенного накрашенных губ и бровей. Ни дать ни взять безумная Офелия!
— Добрый вечер, Зинаида Аркадьевна.
Сватья взвизгнула от неожиданности и испуганно вцепилась в ворот своей рубахи, не иначе как решив, что нашелся охотник ее изнасиловать.
— Ох, как же вы меня напугали… — в страхе выдохнула она.
— Почему вы не спите? Что опять случилось?
— Ростик пропал! — кинулась к ней Зинаида. Нога в тапочке соскользнула с плиты, сватья закачалась, и, чтобы она не завалилась и увесистым туловом не переломала сортовые флоксы, пришлось срочно подхватить ее и подтащить к скамейке. На скамейке Зинаида взялась рыдать, и ни уговоры, ни ободряющие похлопывания по пухлой спине не приводили ее в чувство.
— Где ты, сынок мой любимый… моя деточка?.. Никто за тебя не волнуется… никто не переживает… только я… только я… Боже, дай мне силы…
— Зинаида Аркадьевна, кончайте причитать и объясните популярно, что, в конце концов, произошло! — прикрикнула на нее Люся. Любому терпению есть предел.
Повторное: «Прекратите, я сказала!» — все-таки вывело Зинаиду из прострации, и она, глотая горючие слезы, поведала, что Ростик еще утром ушел к батюшке исповедаться, что она не может ему позвонить, так как у нее «погас» телефон, что включить «аппарат» она сама не умеет, Нюша спит, а Лялечка заперлась у себя в кабинете и просит не беспокоить ее по пустякам…
— Разве это пустяки? — обиженно хлюпнула курица. — Может быть, Ростика уже нет в живых!
— Не говорите ерунды, — только и сказала Люся, уже набирая номер Ростислава, хотя ее так и подмывало выдать сватье: скорее всего, исповедовавшись у батюшки, ваша деточка с ним же и отмечает это дело! За батюшкой, как уверяет Кузьмич, водится такой грех, а уж Ростислав и подавно не упустит случая заложить за воротник.
Зятек в трубке и правда лыка не вязал.
— Да-а-а… я-а-а… а что-о-о?
— Не «что-о-о?», а срочно домой, понял? Чтобы через полчаса был! — скомандовала ему Люся, никогда не церемонившаяся с пьяницами. — Зинаиде Аркадьевне плохо с сердцем.