— Бескорыстно?
— Нет, конечно. То есть она, насколько мне известно, деньги не просила… Но тут-то народ небедный обитает, да и не любят наши люди быть кому-то обязанными. Вполне вероятно, а скорее всего, что-то давали ей, подарочки какие, может, и деньги.
— Ты что-то про музу говорил.
— В смысле? А, это такой тонкий намек, женщины меня тоже посещают. Правда, таких преданных поклонниц все меньше и меньше становится. — Писатель замолчал, вздохнул и признался: — Насчет женщин я тебе наврал: в последнее время я все больше анахоретом… Скажу попроще — один я обитаю, и безвылазно, а если меня кто-то и посещает, то это Виолетта и Люба… Алечка пару раз заглядывала… Но ей-то интересно знакомство со мной, ведь я какой-никакой, а все-таки известный писатель. В недавнем прошлом известный… Книжку вот ей подарил, и она радовалась.
— Пойдем в дом, — предложил Павел, видя, как Иван Андреевич ежится.
Они вошли в дом. Сняв куртку, Кудеяров заглянул в гостиную: Виолетта сидела на диване, но, увидев его, поднялась навстречу. Подошла и, приобняв, расцеловала в обе щеки как близкого знакомого. Близкого знакомства у них никогда не было, но Павел не выказал никакого удивления.
— Как хорошо вы выглядите, — сказал он, — такое ощущение, что молодеете с каждым годом.
— Увы, увы, увы, — замахала руками женщина, — время мне неподвластно. За последний год прибавила в весе, немного, но избавиться не могу от лишних килограммов. Вот Люба у нас действительно молодец — в свои сорок пять такую фигурку сумела сохранить.
— Сорок пять? — удивился Карсавин. — Думал, ей больше. Когда мы с ней познакомились… — Карсавин начал загибать пальцы, — много лет назад, она уж и замужем успела побывать, и в цирке поработать.
— Вы к нам по делу или просто отдохнуть? — обратилась Виолетта к Павлу.
Кудеяров хотел сказать, что просто приехал подышать свежим воздухом, потому что в столице нет такого аромата хвои. Хотел, но не успел, Иван Андреевич ответил за него:
— Паша здесь по делу, он будет заниматься расследованием убийства Али.
Соседка вздохнула:
— Хорошенькая была девочка.
— Ну да, — согласился Карсавин, — о мертвых либо только хорошее, либо ничего, кроме правды. А мне и сказать-то толком про нее нечего.
Кудеяров удивился, но виду не подал: ведь совсем недавно этот человек нахваливал молоденькую соседку.
— Как нечего? — наивно удивилась Виолетта. — Она же к тебе бегала, ведь ты местная звезда. Ты да Вадим Катков. Ты литературная звезда, наша гордость. Катков — звезда эстрады. Ну, к Вадику она не особенно подкатывала, понимая, что конкуренция уж больно высокая. А к тебе заскакивала почти по-свойски.
— Пару-тройку раз если только.
— Так она мне сама говорила, что давно хотела познакомиться, ведь ты с ее папой был в дружеских отношениях.
— Кто?! — возмутился Иван Андреевич. — Да я видел его пару раз в жизни. Да и когда это было — сорок лет назад. Даже сорок с лишним лет.
Хозяин дома обернулся к Павлу:
— Представляете, я так был дружен с ее папой, что с трудом вспомнил, кто это. Я в школе учился, и к нам пришел студент-филолог — начал вести у нас ЛИТО — литературное объединение для начинающих писателей. Про себя он рассказал, что сам публикуется с тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, когда молодежная газета напечатала его стихотворение к юбилею советской власти… Это были и в самом деле просто замечательные вирши!
Сотрясая дали и просторы,
Не один десяток лет — шестой
Все звучит, звучит с «Авроры»
Легендарный выстрел — холостой.
Иван Андреевич выдохнул и продолжил:
— И эту двусмысленную и даже провокационную чушь и в самом деле опубликовали. Вероятно, потом посадили главного редактора или ответственного секретаря.
Иван Андреевич рассмеялся.
— Но ведь ты… — начала было Виолетта.
Но писатель не слушал ее.
— Он и потом писал такую же ерунду, и самое удивительное, что у него выходили поэтические сборники. Вот послушайте…
Помарки нет в анкетных данных,
И нет проблем в открытьи виз.
Они сидят на чемоданах
И ждут путевки в коммунизм.
Карсавин снова засмеялся и воскликнул:
— Во как! Графомания высшей пробы, и хоть идеологически все выдержано, но бездарность невероятная! Но публикации у него были: пару-тройку книжонок он издал, вступил в Союз советских писателей. Восторженные литературные барышни смотрели ему в рот. Его же настоящее имя — Борис Евсеевич Шейман, но для литературы это совсем не годится, и он взял себе звучный псевдоним — Ростислав Майский.