А дело было в следующем… Ира формально числилась замужем за парнем, с которым они прожили год вместе. Человека звали Николай Дучин. По своей ориентации Коля относился к категории «бисексуал со склонностью к педофилии». Однажды, когда они с Морозовой уже жили как муж и жена, Ирина не могла до него дозвониться. Как позже признавался сам Дучин, он в это время трахался в подъезде с парнем. Николай всегда выступал, впрочем, в активной роли — будь то секс или деятельность в рамках либерально-оппозиционной политики (к последней относилось посещение митингов).
Замужем Ира прожила около года, а потом, хотя они не были формально разведены, муж бросил её, сказав, что предпочёл семнадцатилетнего парня. Ситуация усугублялась тем, что у Иры родился ребёнок, от которого она сразу же отказалась. Сначала, в надежде на счастливую семейную жизнь, она не стала делать аборт. Вообще Морозова не любила детей. Потом же, когда ей всё стало ясно, Ирина решила убить своего ребёнка ещё во время беременности и стала регулярно потреблять большие дозы алкоголя. Затея не удалась: мальчик всё-таки появился на свет, хоть и с ужасной кожной болезнью. Жил ребёнок у чужих людей. Хотя Михаил и не одобрял, как подруга обошлась с родным сыном, он не любил осуждать других, так что на их отношениях ситуация «дое*аться до ребёнка во всех смыслах» не отражалась.
…Михаил встретил подругу в метро, и они поехали к нему. Как это и планировалось заранее, дома у Маврошкина был записан аудиотрек: под скачанный трансовый подклад Морозова наговорила свои фирменные фишки про «бэ-элочку», «налей!» и прочие, а также от души злорадно посмеялась. Далее она станцевала стриптиз под “The Matrixx” для «Контакта» на «мыльницу» и поехала домой, а Михаил, захватив перчатки, отправился к Ларе для тренировки с Линой.
Снегирёвой дома не оказалось. Созвонившись, Миша выяснил, что та будет чуть позже — пока она сидит в «Макдаке» на «Щукинской». Дома в данный момент была только Лара. Нарушив, к своему стыду, собственный принцип, Маврошкин купил хозяйке вписки два «Хуча», лимонный и вишнёвый. Просто другому угощению она бы не была так рада, а приезжать сюда без алкоголя парням не дозволялось — «беспошлинность» была прерогативой Снегирёвой и Варвары. Их Лара подкармливала сама по возможности. С подругой, заметно повеселевшей при виде «Хучей», закупленных Михаилом в палатке у, как говорила Лина, «хачей», завязался афозный, в её же терминологии, диалог.
Лариса:
— Постоянно про Гитлера своего говорит…
Михаил:
— Я, конечно, против национал-социализма или изма, но и столько кавказцев в Москве мне не нравится. Не потому, что кавказцы, а потому, как они себя тут зарекомендовали. То есть изм Алины возник не на пустом месте.
— А почему они себя так ведут, знаешь?
— И почему же?
— Всё просто, на самом деле. Они вели бы себя иначе, будь у них опыт проживания в столичном мегаполисе. А пока что они мало чем отличаются от русских — приезжих из провинции. Им нужно время на адаптацию, но где ж его взять в современной Москве, где все ненавидят и опасаются всех?
— Да, про провинциалов ты всё верно заметила: стереотипы поведения схожи с южными гостями, — согласился Миша. — Многие «кавказские унтерменши» — продукты необразованности. Лев Давидович Бронштейн в своё время образно охарактеризовал неграмотность: «духовная вшивость». Если вместо того, чтобы убивать кавказцев, начать их образовывать, прививая идеалы высокой культуры, то, возможно, проблема и будет решена, а «духовный паразит» — раздавлен.
Алина и Варя вернулись практически одновременно. Воспоследовала надёжно-приятная рутина тренировки. Физуха (общая физическая подготовка) включала в себя, помимо остального, упражнения на пресс (Алина наконец-то сделала их пятьдесят раз): из положения лёжа, переплетя ноги с напарником, нужно было делать наклоны вперёд, сопровождая их имитацией удара кулаком в подставленную ладонь напарника. Руки поочерёдно менялись. Не Бог весть как тяжело, но хватало при её травме спины. Потом были спарринги. Миша вновь разбил ей нос, отметив, что сделать это с каждым разом становилось всё труднее.
Снегирёва отстирывала от крови специально захваченный Маврошкиным платок, как вдруг случилось неожиданное. Зашедшая в ванную Варя сообщила ребятам, что, пока они выходили на лестничную клетку «махаться», звонил главный нацист Снегирёвой, Антон. Он хотел приехать. Несмотря на то, что был без двадцати час, у Снегирёвой хватило наглости прогнать Михаила.