Да, да, представьте себе, глупышка составила список возможных масок, среди которых фигурировали такие персонажи, как Генрих Восьмой, Екатерина Медичи, Малюта Скуратов, Дарья Салтыкова, Нерон и Калигула, фея Моргана и прочие в том же духе! Сама собиралась предстать на этом шабаше в образе единственного светлого ангела среди сборища темных сил, а несчастного Вольдемара Сигизмундовича, своего супруга, обрядить не кем иным, как именно графом Дракулой.
Естественно, Галина Станиславовна от участия в таком безобразии отказалась. Ей, как заслуженному российскому педагогу с сорокапятилетним стажем, даже смотреть на подобное не пристало.
Но посмотреть, если честно, хотелось. И Галина Станиславовна, движимая любопытством, решила спуститься вниз, чтобы взглянуть на придумки невестки, неуемной в своем стремлении придать новому особняку Начинкиных соответствующий, по ее мнению, вид. Как будто и так недостаточно! Ведь эта любительница дешевой театральщины при строительстве скопировала знаменитый киевский Дом с химерами архитектора Городецкого, нынешнюю резиденцию украинского президента. Облицованный серым камнем фасад особняка щедро украшали горгульи, химеры, слоны, носороги, жабы, змеи, уродливые карлы, тритоны и прочая фауна. Утешало лишь то, что киевский собрат их нового фамильного монстра считался признанным памятником архитектуры стиля модерн.
Так вот, движимая любопытством Галина Станиславовна самым прозаическим образом столкнулась на лестнице с невесткой. Признавать свои слабости Галина Станиславовна не любила, тем более она, педагог с сорокапятилетним стажем, не привыкла публично терять лицо, а потому тут же недовольно поджала губы и с высокомерным осуждением воззрилась на милое создание в розовом пеньюаре, с завидной легкостью на одном дыхании одолевшее парадную мраморную лестницу.
– Ой! Галина Станиславовна! Вы вниз? – засюсюкала растерявшаяся Елена Сергеевна.
Образ свекрови вызывал в ней если не страх, то определенный трепет. Бывшая балерина считала ее бесчувственной сушеной воблой, а в сердцах, в узком кругу подруг, называла родительницу мужа не иначе как «наша училка». Вообще-то причин для жалоб на Галину Станиславовну у нее было немного, но как приятно, сладко всхлипнув, пожаловаться на тиранию свекрови и встретить ответный хор полных сочувствия и понимания голосов.
– Да. Хотела узнать у тебя, в котором часу ожидаются гости, и предупредить Чеславу, что я ужинаю у себя, – чопорно ответила «королева-мать».
– Она уже в курсе, я ее предупредила. Галиночка Станиславовна, может, все-таки поужинаете с нами? Можете без костюма. Все же у Волика день рождения! – защебетала Елена Сергеевна, в душе надеявшаяся на твердый отказ.
– Елена, я уважаемый человек, педагог с почти пятидесятилетним стажем, среди моих бывших учеников есть профессора и академики. Так неужели ты думаешь, я стану участвовать в твоем балагане? – строго сдвинув седые, выщипанные в ниточку брови, спросила Галина Станиславовна. – Лучше ответь мне, Агриппина приедет?
– Ну, разумеется.
– Как появится, скажи ей, пусть зайдет ко мне. И непременно до праздника.
Агриппина Начинкина стояла в хвосте длинной пробки, вытянувшейся разноцветной гусеницей вдоль всей набережной. Была пятница, часы показывали начало пятого, за окном моросил мелкий серый дождик, впереди ее ожидал мучительный вечер в кругу малознакомых людей, при полной невозможности покинуть вечеринку до самого ее финала. А учитывая размах обычных маменькиных праздников, долгожданный финал наступит часов в пять утра. Агриппина положила подбородок на руль и почувствовала себя невинно осужденной, всходящей на эшафот. Впрочем, те, наверное, меньше страдали, поскольку сами выбирали собственную участь. Ее же судьбу предопределило рождение.
Конечно, многие из нынешних знакомых девушки посчитали бы ее жалобы пустым капризом избалованной особы. Но что они знают об изнанке ее жизни? Ничего! Богатые родители и дом – полная чаша еще никому не гарантировали счастья. Ей вообще часто казалось, что аист, разносивший младенцев в ночь ее рождения, чего-то там напутал и принес Агриппину не по адресу. А иначе как можно объяснить ее духовное сиротство в кругу семьи?
Вы хоть представляете, каково это жить на свете, когда все, даже собственное имя ранит тебя, стоит кому-то из окружающих обратиться к тебе? Вот Агриппина представляла.