Потемкин прибыл к Кузьмину на квартиру с коротким докладом. Подобные отчеты превратились уже в каждодневный ритуал.
— Какие новости, Николай Николаич?
Кузьмин не допускал никакого панибратства, не распивал водку с охраной, как это делал Шестопал, и даже не предлагал кофе полковнику. Все, что он мог ему предложить, так это стул и пять-семь минут для краткого отчета по интересующим его фигурантам.
— Есть новость, и очень серьезная. Сегодня утром адвокат Добронравов попросил одного из моих людей, дежуривших в больнице, отвезти его по делам. Шестопал дал команде распоряжение, чтобы ребята выполняли все пожелания адвоката, а потом докладывали о происходящем в больнице и за ее территорией. Однако главной задачей, нашей и врачей, является изоляция адвоката, предотвращение допуска к нему правоохранительных органов.
— И что же произошло сегодня? — перебил его Кузьмин, подумав о том, что полковник слишком болтлив для своей профессии. — Куда же он ездил?
— На Богословское кладбище. Там он встречался с неким известным авторитетом Пуховым по кличке Могила. По дороге на кладбище он заехал на Рижский вокзал и взял из камеры хранения портфель. На кладбище адвокат проник с тыла через лазейку в заборе. Портфель оставил в машине. Мой парень проверил его содержимое. Там лежала старинная картина небольшого размера, паспорт Добронравова и билет на самолет в Москву, датированный шестым сентября. С кладбища адвокат проехал на квартиру по адресу Малая Разночинская, дом три. Вернулся в машину через три минуты без портфеля, его отвезли в больницу. Контрольная группа, шедшая следом, установила: в дальнем углу кладбища, неподалеку от лаза, обнаружен труп Пухова с огнестрельным ранением в голову, рядом с трупом валялся пистолет. Адрес, по которому ездил адвокат после совершенного им убийства, принадлежит убитому Пухову.
— Почему вы убеждены в том, что Добронравов убил Пухова?
— Он убирает свидетелей. Так же он поступил с Саввой Коптилиным и Иваном Сошкиным на той квартире, из которой мы его высвобождали. А картина и портфель — улики для следствия. Надо понимать, что у Добронравова железное алиби. Он лежит в реанимации.
— Может, и так. Свидетели ему не нужны, да и финансовый интерес имеется. Не надо ни с кем расплачиваться… Вы принесли мне хорошую новость. Теперь вопрос, относящийся к освобождению Добронравова. Что вами сделано для того, чтобы следствие догадалось об умышленном убийстве бандитов?
— Я сделал несколько выстрелов в сторону входной двери из оружия одного из бандитов.
— И что же?
— Мои люди проникали в квартиру через окна, никто из бандитов не стал бы стрелять по дверям. Менты быстро раскусят инсценировку. Это во-первых. Во-вторых, нет никаких сомнений, что Коптилин и Сошкин были усыплены и недееспособны. Вскрытие подтвердит.
— Об этом вы расскажете следователю чуть позже. Признайтесь ему, что вы по приказу Шестопала выполнили инсценировку, а бандитов убил Добронравов своей рукой. Но сделайте это, когда я вам скажу.
— Понял.
— Шестопалу о поездке на кладбище — ни слова. И пропускайте к адвокату всех, кого он сам пожелает видеть. Все его беседы записывайте на пленку.
— Палата нами оборудована. Каждый вздох слышен.
— Хорошо. Мне очень важно знать, кого он захочет видеть и о чем будет разговаривать с посетителями.
— Задача понятна.
— Идите, Николай Николаич, я вас больше не задерживаю.
Как только Потемкин ретировался, Кузьмин позвонил главному редактору одной из самых читаемых газет Питера Андрею Кучеру:
— Андрей, есть материал для первой полосы в завтрашний номер. Ты меня понял?
— Конечно, Аркадий Иваныч.
— Встретимся через полчаса в Таврическом саду на скамеечке возле пруда.
— Где обычно? Буду вовремя.
Кузьмин подкармливал несколько популярных изданий. Что называется, с черного хода, но официально он не владел никакими СМИ, их банк не финансировал печать. Однако немало редакторов имели крупные счета, и деньги на эти счета капали отнюдь не с нищенской зарплаты великих крючкотворов.
Когда Кузьмин появился в парке, редактор уже ждал, пережевывая сухой чебурек и запивая его пепси из банки.
— Слушай меня внимательно, Андрюша, и не перебивай. Сейчас на Богословском кладбище валяется труп известного авторитета
Пухова, больше известного под кличкой Могила. Валяется, расстрелянный в упор из пистолета, и не в яме, а на земле.
Журналист перестал жевать, рука с чебуреком застыла у открытого рта.
— По моим сведениям, — продолжал банкир, — смерть Коптилина, Сошкина и Пухова связаны между собой. Похищение адвоката — дело рук Могилы, который выполнял заказ высокопоставленного лица. И тут возникает вопрос: кого именно? Не странно ли, что выручать адвоката поехал Шестопал, а не милиция? Не странно ли, что опытные спецназовцы не взяли Коптилина и Сошкина живыми, а убили их? При этом жертва не попала под перекрестный огонь и не была уничтожена бандитами, а выжила. Теперь погибает известный вор в законе, который пришел на кладбище без охраны. Значит, не хотел, чтобы истинного заказчика видели в лицо. А в итоге лишился жизни.
— Погоди, Аркадий. Это же прямая указка на Шестопала.
— Совершенно верно. И криминальный Петербург ему этого не простит.
— Ах вот в чем дело!
— Туго соображаешь, редактор. Сделаешь пару звонков с угрозами Шестопалу. На работу, через секретаря, так, чтобы об этом знал весь банк и менты.
— Вот теперь мне все понятно.
— Тебе, Андрюша, ничего не должно быть понятным. Твои ребята провели журналистское расследование и поделились своей версией с читателями. Это все.
— Конечно. Я так и говорю. А как быть с адвокатом?
— Им мы займемся позже. Хватит с тебя и Шестопала на первых порах.
Кузьмин встал и оставил журналиста доедать чебурек.
25 сентября 1998 года
Охранник принес в палату банкира открытку. Добронравов валялся на кровати в индивидуальных хоромах, обгладывал куриную ногу, запивал бульоном и смотрел телевизор.
— Что это? — спросил он недовольным тоном.
— Понятия не имею. Какая-то девчонка принесла и попросила передать вам. Она сидит внизу в холле и ждет ответа. Но на открытке ничего не написано.
— Дай-ка взглянуть.
Почтовая открытка без записки. Он перевернул ее и увидел репродукцию картины Федотова «Свежий кавалер». Адвокат нахмурил брови, немного помолчал, потом приказал:
— Приведите ее ко мне.
Минут через десять в палату вошла высокая длинноногая девушка с очаровательной мордашкой и потрясающими янтарными глазами.
— Вы, барышня, имеете ко мне дело? Но, как видите, я прикован к кровати и вряд ли кому сумею помочь.
Добронравов разыгрывал из себя умирающего, но на посетительницу вид больного не произвел должного впечатления. Она взяла стул, придвинула его ближе к постели и села.
— Нет времени прикидываться, Давид Илларионыч. Делом надо заниматься. Не то на бобах останетесь.
— Кто вы? Мне ваше лицо знакомо.
— Княжна Оболенская. Такой ответ вас устроит?
— Ах вот оно что!
— Дело в том, что марки принадлежат мне. Это мое наследство.
— Возможно. Но, очевидно, вы не читаете газет и не знаете, что меня ограбили и держали в заложниках. Как только встану на ноги, тут же явлюсь к вашей матушке с извинениями.
— Ради бога. К ней с извинениями, а ко мне с марками.
— Где же я их возьму?
— Там, куда положили. А я в обмен найду для вас коллекцию Федотова, чтобы она по случайности не попала к экспертам.
Добронравов прищурил глаза и внимательно изучал личико девчонки. Похоже, она не блефовала.
— Кто же стоит за вашей спиной?
— Очень надежные люди, чего не скажешь о вас. Вы одиноки, как волк во льдах Арктики. За вашей спиной плетут паутину, в которую вы непременно попадете. Излишняя переоценка собственной персоны всегда ведет к непоправимым ошибкам.
— Для своего возраста, сударыня, вы неглупы и в чем-то проницательны. Но вами управляют. Вы делаете очень опасные шаги и вряд ли самостоятельно решились бы на такое.