— Застрахуете оригиналы, а возвращать-то папашину мазню будете. Зря торопитесь. Краска еще совсем свежая.
— И так уже два месяца держу. Более невозможно. А что касается краски… В старых оригинальных рамах, тяжеловесных и потускневших, даже репродукция за оригинал сойдет. И потом, хозяину акт экспертизы важен и страховой полис, к картинам-то глаз привык. Тут, брат, психология главную роль играет, а не познания в живописи.
— А коли подмену потом обнаружат?
— Дурачок ты, Бориска. Вон, глянь, все стены шедеврами увешаны. Ни одной копии мы с них не делали. Зря рисковать глупо. Хозяева этих картин не стабильны. Сегодня пан, а завтра пропал и понес на продажу. А хозяин Репина стоит твердо на ногах. Такой только хапает себе в кубышку и скорее удавится, чем хоть одну картину продаст. Он показывать их и то не всем может. Натуру понимать надо, видеть и прощупывать, а потом уже выносить решение, копировать его коллекцию или нет. Да и тут наглеть не следует. У него четырнадцать картин, а мы только Репина скопировали. Потому что он его чтит. А вот картины Кустодиева может и
обменять сдуру. Тогда мы тут же влипнем. Мера во всем нужна. Фраера жадность погубила.
— Перешли на любимый жаргончик.
— Скольких я блатных да приблатненных от «колючки» спасал! С волками жить — по-волчьи выть.
— Поражаюсь я вам, Давид Илларионович. Адвокат, можно сказать, с мировым именем, а такие аферы прокручиваете. Хобби, что ли?
— Да уж. Насмотрелся я на уголовничков всех мастей. Так вот, был у меня такой подопечный. Еще при советской власти. Главным кассиром в банке работал. Так его сын четвертаки рисовал — от настоящих не отличишь. Он их подсовывал в банковские пачки вместо настоящих. Дальше — больше. Сынок матрицы сделал, деньги печатать на станке стали. На поток дело поставили. И влипли. Жадность фраера сгубила.
— И что им было?
— Расстреляли обоих. Попались под жесткую руку Андропова. Тот нечисть не жалел. Каленым железом выжигал. Тяжело тогда нашему брату адвокату приходилось. Нищенствовали. Идея с картинами мне случайно пришла. Как-то один мой подопечный принес на хранение сразу трех Брюлловых. Я аж ахнул. У него обыски производили, всю родню шустрили. Ничего не нашли. А ко мне и носа не совали. Как мог, помог мужику. Вместо десяти лет три года схлопотал. Большим человеком был. По рыбному хозяйству заправлял. Ну и деньги в искусство вкладывал. Тогда еще особняков не строили. Красные вернутся, все отнимут — скоммуниздят. Вышел мой бедолага через три года, а я ему картины возвращаю. Вот, мол, сберег. Тот едва дара речи не лишился. Я же ему расписок не давал. И вообще, конфискованное сберег. Ну он, понятное дело, меня отблагодарил, а потому как с коллекционерами якшался, слух пошел. Мол, есть один адвокат по фамилии Добронравов. Очень честный и надежный человек. Никогда не подведет. С тех пор клиентов у меня хоть на веревочке суши, а если что сохранить надо на время отсидки, то тут и вопросов не возникало. А потом и солидные клиенты появились. Уже не урки и не аферисты, а достойный народ.
— Типа этого банкира репинского?
— Я их презираю, Бориска. Малому тридцать шесть лет, а он владеет крупнейшими банковскими объединениями и личный счет имеет под миллиард. Сам, что ли, своими мозолистыми руками заработал? Эту тварь мне не жаль. Я их за людей не считаю. Порядочного коллекционера я отродясь не накалывал. Спроси у отца. Он знает, каких мы хлыщей обували. Поди теперь всякой шушере нашими копиями хвастаются, а те рты разевают и ахают. И таких козлов сотни. Ну да ладно, давай-ка, Бориска, холсты скручивать и в тубы упаковывать. Через три дня все в рамках висеть на этих стенах должно. Пристойно и убедительно. Так, чтобы комар носа не подточил.
Через три дня вся коллекция, состоящая из двенадцати картин банкира Шестопала, висела на одной из стен четырехкомнатной квартиры на Гороховой. Громадные комнаты, четырехметровые потолки. Ничего лишнего. Кресел и диванов здесь хватало. Освещения тоже. Небольшой музей в жилом доме. Только сейф в углу да компьютер портили своим видом интерьер. На скромном столике у окна стояло ведерко с шампанским и фужеры. Хозяин картин пришел не один, а с другом, но и Давид Илларионович встретил гостей не в одиночестве, а со своим изящным украшением, которым являлась Кира Леонтьевна Фрок. Женщина тонкой красоты, изящных манер и удивительного уровня эрудиции для столь яркой внешности. Больше всего люди удивлялись не тому, что богатый адвокат имеет молодую любовницу, а тому, что их связь длится больше восьми лет.
— Я знаю, Давид Илларионович, как вы относитесь к незваным гостям, — начал оправдываться Шестопал, — но Константин Данилыч ваш потенциальный клиент. Он хотел бы убедиться, насколько надежно хранятся у вас картины.
Они познакомились и пожали друг другу руки.
— Володарский, — представился гость. — Дипломат. Часто отлучаюсь за пределы России и очень обеспокоен сохранностью своей коллекции.
— Что ж, я умею сохранять раритеты. Можете взглянуть.
Володарский любовался шедеврами, вывешенными на стене, и продолжал рассуждать:
— Две стальные двери, хорошие замки, ночные сторожа, пульт с шифром, центр города, отделение милиции в сорока метрах, черный ход на спецзамке — все выглядит убедительно. Но ведь и жулики сегодня не отстают от цивилизации и имеют в своих арсеналах самое современное электронное оборудование.
— Вы правы. Сдайте свои картины в музей. Вам это дешевле обойдется. Но любой музей в наше время обчистить легче, чем мой офис. Там работает много народа, и, как правило, хищения из Эрмитажа, о которых принято умалчивать, происходят по сговору своих же сотрудников, а не примитивными жуликами в масках. Второй вариант. Храните картины в банке. Саул Яковлевич, с которым вы сюда пришли, один из ведущих банкиров города. Правда, банковские сейфы по размерам не велики, а свертывать полотна по принципу вечерней газеты кощунственно. Но и банк вам не даст полной гарантии. Если у вас украдут шедевр Рембрандта, вы получите ограниченную страховку, не превышающую определенной суммы.
— Да, да, Саул Яковлевич мне об этом рассказывал. К тому же у них уже был случай, когда опустошили ячейку с бриллиантами.
— Скандал удалось замять, — усмехнулся Шестопал. — Мы вызвали милицию, и владелец бриллиантов оценил стоимость своих богатств в сотню раз меньше истинной цены. Мне же он говорил, что у него пропало камней на сумму в семь миллионов долларов. Потом выяснилось, что этот господин был связан с якутскими алмазными мафиози. Сам на себя накликал беду. Кстати, грабителей так и не нашли. Тут вы правы, Константин Данилыч. Нынешние воры способны открыть любые замки и подделать пропуска любой сложности. А Давид Илларионович дает гарантийную расписку. При одном условии, разумеется. Если у вас есть документы на коллекцию и акты экспертов. Он гарантирует вам выплату за ущерб в соответствии с каталогом международного аукционного комитета, куда внесены все или почти все мировые раритеты. Такой каталог составляет семьдесят два тома энциклопедического формата.
— Где же он? — удивленно огляделся Володарский.
Хозяин подошел к сейфу и достал несколько компьютерных лазерных дисков.
— Мы живем в век электроники.
— Ах да, я понимаю. Позвольте вопрос. Я обратил внимание на то, что парадная дверь вашей квартиры, точнее две двери, очень надежны. Но почему черный ход, выходящий во двор, заперт только на засов, пусть даже стальной, толщиной в рельсу? Его можно открыть изнутри, вынести картины в тихий дворик и незаметно погрузить в машину. Не так ли?
— Вы абсолютно правы. Именно таким образом Саул Яковлевич привозит картины сюда и тем же способом их вывозит. Но для того чтобы открыть дверь черного хода, нужно отключить семизначный код сигнализации. Если вы этого не сделаете, дом будет блокирован милицией через считанные секунды. В том числе и двор.