— Глянь-ка на свои паршивые картины на стене.
— На их месте остались только выцветшие обои. Я их продала на рынке за копейки. И за то спасибо. Я весь хлам распродаю и квартиру в том числе. В усадьбе мне ничего из старой рухляди не нужно.
— Найди картины и верни их.
— Это невозможно. Откуда я знаю, кто их купил. Даже зрительно не помню, мужчина это был или женщина.
— Ты дура, тетушка! Эти картины твой дед приволок из Эрмитажа и оставил на хранение своей родной сестре — твоей бабке. Под мазней находится шесть подлинников Ван Дейка, которым цены нет!
Сначала тишина, потом трубка упала, и послышался грохот. Ника поняла, что тетка потеряла сознание и свалилась на пол. Черт с ней! Ника повесила трубку, вышла из ресторана и села в свою машину. Она очень торопилась. Дважды ее останавливали за превышение скорости. Пришлось отдать последние деньги гаишникам, чтобы не задерживали. И вот она, усадьба! Ника въехала в ворота и затормозила у почтового ящика.
От волнения у нее тряслись руки, она долго не могла вставить ключ в крошечную скважину. Наконец ящик открылся, и она увидела заветный конверт. Вскрыв его, девушка увидела марки и документы. Послание Богов!
Теперь жизнь ее перевернулась и превратилась в…
— Кажется, я вовремя, — раздался за ее спиной приятный женский голос.
Вероника резко обернулась. Рядом с ее «Фольксвагеном» стоял тяжелый шестисотый «Мерседес». За рулем сидел молодой красивый мужчина, а возле машины, в трех шагах от Ники, широко улыбалась Кира.
— Что тебе здесь надо, ведьма? Убирайся из моего дома!
— Конечно, уберусь. Мне усадьба не нужна, мне нужен конверт с марками и документами.
— Если ты сделаешь хоть один шаг, я сожру его, но ты марок все равно не получишь.
— Не волнуйся так. Я не собираюсь его отбирать у тебя. Я хочу его купить. А точнее, обменять на другой конверт. Вполне равноценный обмен.
— Маркам нет цены. А у тебя отродясь не было столько денег, чтобы их купить.
— Свобода, вот что не имеет цены. Ты уже совершеннолетняя и если попадешь за решетку, то получишь на полную катушку. Вот цена за марки. На, полюбуйся.
Кира не сделала и одного шага. Она бросила к ногам девушки пухлый пакет.
— Тебе будет интересно знать, что там лежит. А я дам некоторые комментарии.
Вероника наклонилась и осторожно подняла конверт с земли. В нем лежали фотографии.
— Смотри их по очереди. На первой ты изображена вместе с Добронравовым на скамейке в больничном парке, позади виден лечебный корпус. Здесь вы составили план убийства Шестопала. На следующем снимке ты примеряешь в магазине черный парик. Очевидно, он был тебе маловат, но ты его все равно купила. Очень уж он тебе понравился, потому что похож на мои волосы. Продавцу предъявляли эту фотографию, он тебя вспомнил и даже копию чека нашел. А вот ты поджидаешь Бориса, уже в том же платье, как у меня, и в парике. Дальше вы целуетесь, и на снимке крупного плана видно, что это не я, а ты. А далее идет фотография, где Борис передает деньги метрдотелю, а потом целая серия снимков в «Якоре». Смотри внимательно. Когда Шестопал делает заказ, ты направляешься в сторону кухни. А когда приносят заказ, ты идешь на свое место. Тут даже дураку понятно, что бутылку с отравой подменила ты и никто другой, а чтобы запутать следствие, оделась, как я, и парик купила. Вот только парик тебе действовал на нервы. Как только Шестопал выпил вино, ты тут же ушла. За рулем твоей машины сидел Борис. Номер твоего «Фольксвагена» отчетливо виден на фотографии. Самое любопытное заключается в том, что ты сняла парик перед тем, как сесть в машину. И все это фиксировалось на пленку. Тридцать с лишним снимков прослеживают каждый твой шаг. Но, как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может умереть. Ты убиваешь Бориса, а заодно сжигаешь фотоальбом, где есть твои фотографии. И здесь ты допускаешь ряд ошибок. Ты сняла парик, прежде чем ударить Бориса по голове. Парень умер и с этим не поспоришь. Хочешь сказать, что там нет твоих отпечатков? Это не играет роли. Я на даче Бориса никогда не была. И он бы привязал собаку, принимая в доме чужого. А ты с ним знакома с детства и была его любовницей. Фотографии и этот факт подтверждают. Но самая грубая ошибка заключается в другом. Ты забрызгала платье вином. Надо было его сжечь, а ты его бросила в шкаф вместе с париком. И сейчас эти улики лежат в багажнике «Мерседеса». Что касается моего платья, то следователь брал его на экспертизу и следов вина на нем не обнаружено, к тому же оно даже в чистке не было. Там много еще других снимков, не менее интересных, но и тех, что ты видела, вполне достаточно, чтобы обвинить тебя в двух умышленных убийствах. Если с первым и могут возникнуть споры, то со вторым все очевидно. Кстати. К сведению следователей. Они знают, что я была любовницей Шестопала, и его охрана меня отлично знала. Но почему-то в ресторане «Якорь» меня никто не видел. Опытные чекисты не могли принять тебя за меня. Ты только издали немного напоминала мой образ. И Шестопал в тебе не признал меня. А такое исключено. Ты делала все, чтобы запомниться окружающим. Конечно, официанты дали следствию мое описание, на чем и строились твои расчеты, но кто же мог предположить, что за тобой по пятам следует сыщик и фиксирует на пленку каждый твой шаг. Вот такие, дорогуша, жизнь устраивает виражи. Случайность или закономерность? Решай как хочешь. Но фотографии — те самые улики, которые запрячут тебя в тюрьму на долгие-долгие годы. Страшно подумать, как будет угасать твоя молодость и красота за колючей проволокой. И знай другое. Я ведь эти фотографии в милицию не понесу. Их делал один из охранников Шестопала, опытный сыщик, который с самого начала подозревал тебя в покушении и в сговоре с Добронравовым. Прибавь к снимкам отчет профессионального оперативника, и ты поймешь, что сухой из воды тебе не выбраться. Слишком все очевидно и доказуемо. А теперь можешь съесть марки. Я уеду и исчезну. Меня в России давно уже нет. А ты сядешь в камеру, где таких, как ты, поджидают шлюхи, убийцы, воровки. Они воспитают из тебя настоящую актрису. Второй вариант более безобидный. Ты отдаешь мне конверт с марками, и мы с тобой расстаемся навсегда. Но при этом ты сохраняешь свободу.
Вероника, как загипнотизированная, подошла к Кире и самолично вручила ей свое наследство.
Все правильно. Не может жизнь отвалить ей такой огромный кусок счастья. Жизнь — лишь одна большая иллюзия.
— Вот видишь, что получается, когда сталкиваются две сногсшибательные стервозины. У меня опыта больше, и я одержала над тобой верх. Все справедливо. Ты молодая, а я уже старушка, мне пора на покой. Долго я бродила по темному, дремучему лесу и наконец чутье меня вывело на солнечную опушку, где растут сладкие красные ягоды. Пора и мне соскребать с заплесневелых стен судьбы те крохи, которые дадут мне то, к чему я стремилась. Не огорчайся, милочка. Ты еще так молода, закаляйся. Придет и твой час, когда твое чутье выведет тебя из кромешной тьмы к золотым приискам. Главное, что ты двигаешься в правильном направлении. Придет праздник и на твою улицу. А пока наберись терпения.
Кира села в машину и уехала.
Ника осталась одна, держа в руках ключ от пустого ящика и пакет с фотографиями. Мечта разбилась. Жизнь оборвалась. Сестра погибла, мать умерла, парень, который ее любил, похоронен, любимая тетка отняла у нее жилье, оставив на улице, а принц, о котором она мечтала, бросивший к ее ногам, как он думал, счастье, сел в тюрьму. Счастье обернулось горем. Теперь у нее ничего не осталось. Даже мечта о театре сгорела в гнусности и разврате.
Ника огляделась по сторонам. Лил холодный дождь, дул промозглый ветер. Она медленно направилась к могиле своей старшей сестры, опустив руки и понурив голову. Из конверта, который она еще держала в руках, падали фотографии, похожие на киношные фотопробы, и сыпались за ней следом, а потом сдувались ветром, перемешиваясь с оранжевыми, желтыми и красными листьями, разлетались по парку.