Девочка залезла в самую середину колючего кустарника; белое платье было теперь разорвано, ноги тонули в болотистой почве. Не обращая на это внимания, она присела на мокрую землю и вся так сжалась, словно хотела совсем исчезнуть. Затаив дыхание и крепко сжав стучавшие зубы, слушала она, как отец заговорил с высунувшейся из окна служанкой, которая сказала ему, что видела, как девочка побежала к воротам – вероятно, вернулась в город.
Несмотря на это, Лампрехт поехал в сад. Грета услышала близкое фырканье Люцифера – папа, должно быть, скакал во весь опор, – потом увидела и самого всадника. Он объехал вокруг павильона; с лошади ему был виден весь небольшой сад с его лужайками и группами кленов и акаций.
– Грета! – кричал он во все темные уголки. Всякий бы понял, что в этом крике был только страх отца, боящегося за своего ребенка, но для маленькой девочки, неподвижно притаившейся в кустах и с безумным испугом следившей за движениями всадника, это был голос человека, который, склонившись над ней в темном коридоре, собирался то ли задушить, то ли растоптать ее.
Лампрехт повернул лошадь и выехал из сада. Кто-то прошел тяжелой походкой по двору, чтобы отворить ему ворота, – вероятно, это был работник фактора. Господин Лампрехт говорил с ним таким тихим, слабым голосом, точно у него пересохло в горле. Он спросил, скоро ли вернется тесть, и человек отвечал, что старый барин редко возвращается с вечеринок раньше двух часов ночи. Что они говорили еще, нельзя было расслышать. Лампрехт выехал за ворота, работник его проводил, но поехал он назад, в город, не по тракту, а по полевой дорожке.
Маленькая беглянка опять осталась одна. Когда оцепенение стало проходить, она почувствовала, как больно сжимают ее тело колючие ветки, как вода проникает сквозь тонкую ткань ее башмачков, а комары жадно кусают лицо и голые руки. Маргарита задрожала от ужаса: ей показалось, что все шевелится вокруг нее и под ее ногами. Собрав все силы, она стала продираться сквозь дикий кустарник, пока наконец последние крепкие побеги не выпустили ее, с шумом и треском сомкнувшись за спиной.
На небе одна за другой загорались звезды, но сидевшая, вжавшись в угол двери, девочка не замечала этого. Когда она поднимала отяжелевшие веки, то видела только, как мрак, все больше окутывая пруд, поглощал последние отблески воды, как темнели лужайки под деревьями; слышала звуки пробуждающейся ночной жизни: кричали сычи и с чердака павильона почти бесшумно, по-воровски, слетали летучие мыши. Как сквозь сон доносился до нее лай собак в деревне да башенные часы пробили еще две четверти. Много таких четвертей будут бить часы, пока не наступит два часа. Как страшно!
Она опять закрыла глаза и вообразила себя дома, в спальне. Окна выходили в тихий двор; слышался убаюкивающий плеск фонтана. Она лежала в белой мягкой постельке, а тетя Софи, пока она не заснет, обвевала ее горящее лицо и искусанные руки…
Да, заснуть и спать дома – вот чего она хотела. Девочка вскочила, как от толчка, при этой мысли и побежала, спотыкаясь, через двор на полевую дорогу. Выйдя за ворота, она перестала с тоской отсчитывать каждую четверть часа, даже не слышала боя часов, не думала о том, как далеко ей идти. Перед ней была только одна цель – большая прохладная комната, где она наконец приклонит свою пылающую голову и услышит добрый голос тети Софи.
О том, что будет потом, на другой день, она уже не думала.
И окоченевшие ножки побежали быстрее.
Наконец Маргарита достигла города. Во многих домах, мимо которых она проходила, уже едва волоча ноги, горел свет.
Но все было заперто, безмолвно, и только гулкие шаги усталого ребенка раздавались на мостике через речку. Она уже вошла под свод ворот пакгауза, как тут ее ждал новый удар: они были заперты на тяжелый замок, который висел так высоко, что детская рука не могла его достать. В висках застучало, и только прохлада протекавшей вблизи речки немного оживила ее и не дала потерять сознание.
Вдруг она услышала чьи-то твердые шаги на улице, и через несколько минут к воротам пакгауза подошел человек. На звездном небе ясно вырисовывались очертания его фигуры, и маленькая Маргарита узнала господина Ленца, жившего в пакгаузе, которого она любила за то, что он часто шутил с ней, когда она играла во дворе, и ласково проводил рукой по ее волосам, когда она приветливо ему кланялась.
– Впустите меня тоже! – хриплым голоском проговорила девочка, когда он отпер ворота и хотел войти.
Господин Ленц обернулся:
– Кто тут?
– Я, Грета!
– Как, хозяйская дочь?! Боже, малютка, как ты сюда попала? Не отвечая, она старалась ухватиться за руку, которую он протянул, чтобы помочь ей встать, но не смогла подняться, тогда он взял ее на руки и внес во двор.