Наталья Николаевна Александрова
Дама с жвачкой
Этот дом не бросался в глаза показным богатством. С виду — обычный дом на Таврической, только очень хорошо сохранившийся. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить фигурную плитку перед входом, явно бронированную дверь подъезда, плавно поворачивающуюся телекамеру над крыльцом. А входящих внутрь встречали охранник в пятнистой униформе, глядящий в экраны мониторов перед ним, и малиновый ковер на лестнице. Всякому человеку становилось ясно, что в этом доме живут не просто богатые люди, а умные богатые люди, которые не стремятся поразить других своим богатством.
Но всяких в этот дом не пускали.
Ранним июньским утром перед подъездом остановился красный фордовский микроавтобус с надписью «Цветы». Из него вышли высокая плечистая блондинка с блокнотом и худощавый молодой человек с огромным, тщательно упакованным букетом. Девушка остановилась на крыльце и, подняв глаза к телекамере, громко произнесла:
— «Цветы Голландии», заказ в четвертую квартиру, Софронову.
Охранник всмотрелся в экран монитора и нажал кнопку управления замком. Блондинка и ее спутник вошли в подъезд и приблизились к посту охранника.
— Цветы оставьте здесь. Софронов уже уехал.
— А как же с оплатой? — растерялась блондинка.
— Не боись, пупсик, здесь такие люди живут, что с оплатой проблем не бывает.
— Ну хорошо, — девушка задумалась, как бы выбирая правильное решение, — тогда хоть вы у меня в накладной распишитесь, что доставлены цветы, дата и подпись.
— Ну, давай, — охранник приоткрыл окошечко в своей прозрачной будке, — где тут роспись поставить?
Блондинка положила перед ним листок бумаги, достала из одного кармана кружевной платочек, а из другого — авторучку. Прикрыв платочком лицо, как будто собравшись чихнуть, она протянула охраннику ручку и нажала поршенек. Ручка с легким шипением выпустила чуть заметное серебристое облачко, охранник удивленно ахнул и упал лицом на стол с мониторами.
Блондинка осторожно вытащила свою накладную, ее спутник в два прыжка пересек холл, вернулся к микроавтобусу, забросил туда букет. Из автобуса выскочил еще один человек — рослый, плечистый, в спортивной шапочке, натянутой до самых глаз. Худощавый цветочник остался дежурить в холле, а блондинка и спортсмен быстро и бесшумно поднялись на четвертый этаж. Блондинка достала из кармана маленькую универсальную отмычку и занялась замками. Замок был достаточно сложный. Девушка нетерпеливым движением сняла мешавший ей светлый парик и убрала его в заплечный мешок. Под париком волосы у нее были темные, коротко подстриженные. Она действовала быстро, точно и бесшумно. Напарник зачарованно следил за ее руками. Замок едва слышно щелкнул, дверь плавно отворилась.
Мужчина первым шагнул в квартиру. Держа перед собой пистолет с глушителем, он осмотрел просторный полупустой холл. Убедившись, что в холле никого нет, он махнул рукой напарнице. Та проскользнула следом за ним в квартиру и закрыла за собой дверь.
Все дальнейшее было молниеносно и страшно. Где-то под потолком раздался едва слышный шорох. Мужчина задрал голову и начал поднимать ствол, но не успел: на него тяжело, утробно крякнув, обрушилось что-то темное, бесформенное и тяжелое. Он успел ощутить отвратительный запах лука и перегара. Это было последнее в его жизни ощущение, потому что секунду спустя он уже лежал на полу с горлом, перерезанным от уха до уха отточенной, как бритва, финкой.
Его напарница развернулась на звук и вскинула пистолет, но она сделала это непростительно, смертельно медленно, всего лишь со скоростью атакующей кобры. Куда кобре до молнии! Когда она увидела свою цель, окровавленная финка уже летела через холл. Нажать на спуск она не успела — лезвие вонзилось чуть ниже левого уха, и свет в ее глазах померк.
— Ну что там, Мокушка? — послышался старческий голос из глубины квартиры.
— Да гости были, Корнеич, — ответил коренастый, сутулый, кривоногий мужик с широким рябым лицом, вытаскивая финку из раны и тщательно обтирая ее обрывками ветоши.
— Ну и как гости, Мокушка? Напоил ты их?
— Напоил, Корнеич, допьяна.
Мокушка неторопливо, чуть прихрамывая, пересек холл и вошел в большую, заставленную дорогой и безвкусной мебелью, комнату. Напротив двери сидел в инвалидном кресле огромный старик, похожий одновременно на иссеченный бурями утес и грозовую тучу. На коленях у него лежал американский короткоствольный карабин.
— Только на тебя, Мокушка, и могу положиться… На тебя, да на себя самого.
— Да, Корнеич, молодые-то, что они могут… Ты мальцам скажи, чтоб в передней-то прибрали, грязно там, гости наследили. И на лестнице, поди, еще гость торчит, своих дожидается, так и с ним покумекать надо…