Я убедилась, что моя свобода зависит от вас. Я убедилась также, что вы не сделаете мне зла. Я верю в ваше благородство и потому пишу вам все это. Вы поймете меня и мои мучения. Потерять сына, иметь руки в крови — этого достаточно, чтобы закрыть душу от всех радостей жизни.
Прощайте, Андре! Не ищите нас — меня и Иру. Мы уже далеко в море. Пусть счастье будет с вами всегда. Нежно целую вас, мой славный мальчик. Не забывайте несчастную леди Ю.
Ю.».
За окном моросил дождь, серое небо нависло над городом.
Отчаяние сдавило грудь Горина.
Он уронил голову и прошептал:
— Мне не забыть вас, леди Ю, никогда… никогда…
Глава 28
ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА ЛЯМИНА
Прошли две недели — две недели отчаяния, ужаса для Горина.
Все померкло и посерело вокруг и жизнь стала неинтересной.
Удар, нанесенный ему странной женщиной со странным именем леди Ю, был слишком силен.
Словно что-то оторвалось от его души бесконечно дорогое, близкое, родное.
Он ловил себя на мысли, что в его отношении к леди Ю не было ничего чувственного.
Ему было странно, что он не желал ее, как желал бы всякую другую женщину при таких обстоятельствах. Только видеть ее, только говорить с ней, только слышать ее.
Была ли это любовь, настоящая любовь? Без чувственности? Или, быть может, это и есть настоящая любовь?
Горин осунулся, похудел. На службе спрашивали, что с ним. Он только равнодушно отмахивался.
Так же равнодушно посмотрел он на письмо, которое ему подал бой офиса.
Посмотрел, и хотя почерк, которым был написан адрес, был ему незнаком, его сердце вдруг мучительно и радостно сжалось: не весточка ли это от леди Ю?
Марка была английская, а штемпель почтового отделения в Гонконге.
Горин торопливо вскрыл конверт и прежде всего посмотрел на подпись. Писала Ира, блондинка, с которой уехала леди Ю.
Горин жадно впился в неровные, бисерные строчки.
— Дорогой Андрей Михайлович, — писала ему Ира. — Разрешите назвать Вас «дорогой»: так случилось, что нас многое соединило в эти странные и страшные дни, связанные с убийством этого человека.
Я знаю, что леди Ю писала Вам и распрощалась с Вами, так что Вы, конечно, удивитесь, получив это письмо, написанное с целью не проститься с Вами, а заставить Вас снова искать встречи с леди Ю.
Вы удивитесь началу письма, но Вы еще более удивитесь, когда узнаете самые поразительные вещи.
Я считаю долгом написать это письмо, так как больше не могу видеть страдания бедной леди Ю. Эта разлука с Вами выше ее сил. Она плачет целыми днями… это убьет ее.
Она не уполномочивала меня писать это письмо. Встреча с Вами будет очень тяжела, но еще тяжелее будет разлука.
Я должна Вам все открыть: так велит мне моя совесть, моя привязанность к этой женщине, моя любовь к ней и сострадание.
Так сложилось, что как это ни странно — я знаю о Вас и о Вашей жизни больше, чем Вы знаете сами — не удивляйтесь.
Леди Ю прочитала мне свое письмо к Вам, которое послала в день нашего с ней отъезда.
Не все правда в этом письме. Я внесу все нужные поправки, базируясь на рассказе леди Ю.
Она все, все поведала мне.
Она написала Вам, как произошла ее встреча с Ляминым, как они познакомились, повенчались, как определилось, что этот брак был ее ошибкой, которую трудно было исправить, ибо на свет появился сын.
Дальше она рассказала о разводе, об исчезновении сына и мужа, о новой с ним встрече, о вымогательствах и о самой удивительной в мире двадцатилетней погоне по всему миру. Все это верно и леди Ю мне это подтвердила.
На пароходе с ней был сердечный припадок, и когда я ухаживала за ней, она мне рассказала это самое главное.
Передаю ее подлинные слова, которые будут продолжением ее рассказа о том, что произошло в Джессфильд-парке:
— Я взглянула на его самодовольную, равнодушную улыбку… выхватила из трости стилет… какая-то неведомая сила толкала меня… ярость владела мною.
Я вонзила стилет ему в грудь и выпустила рукоятку.
Он схватился за нее обеими руками, пытаясь вытащить, но не смог и упал на землю.
Я читала в газетах, что стилет пронзил сердечную сумку. Приходится удивляться, что Лямин умер не сразу. Он прошептал:
— Ты убила меня! Беги отсюда скорее… спасайся!
У него на губах выступили розовые пузыри. Я окаменела, не могла сделать ни шагу.
Он прошептал совсем тихо: