— Прости, не удержался, — усмехнулся он, откидываясь на вытянутые за спиной руки. — Книга сама прилипла ко мне и… Просто умоляла ее прочесть. А кто я такой, чтобы отказывать в желаниях самой Амисия Силиан и ее творчеству. Так что да, я ее читал и даже с неким удовольствием.
— Всевышний, ну зачем? — жалобно вопросила я у него. — Почему ты? Это же дикая чушь, которой я не горжусь. Теперь я отчетливо понимаю, что она вообще была не предназначенная для посторонних глаз… Какого черта именно ты… Вышло же не так много экземпляров и почти все из них я сожгла.
— Рукописи не горят, ты знала об этом? — удовлетворенно тянет блондин и улыбается еще шире и коварнее.
Я на такую заботу и искренность с его стороны лишь покачала головой. Это ложь и какая-то странная провокация! Я хотела наорать на него, но вместо этого сгорбилась пополам, закрыв руками лицо, и легонько приложившись головой о стол, вздохнула. Это провал... Полнейший... Фиаско… Я смотрела на его реакцию сквозь промежутки в пальцах, молясь о том, чтобы у него хоть раз в жизни проснулась совесть. Хотя бы капелька. Лаурент пытался перестать улыбаться, но у него плохо выходило. Стоило его белым зубам прикусить губу, как в моей голове тут же вспыхивали картинки из его спальни. Когда за окном была полная луна, а на подоконнике разложены мягкие подушки. Это опасно…
— Так стоп! — я выставила вперед напряженную руки. — Никто не разрешал тебе вторгаться в мое личное пространство! Знаешь ли, терпеть не могу тех, кто ведет себя подобным образом. Ты бесишь!
— Я и не вторгался, — пожал плечами Камилен, не вынимая рук из карманов. — Вернее, ты сама попросила меня о том, чтобы я помогал тебе. И опля, внезапно забыла обо всем, напялив на глаза розовые очки влюбленной дурочки. Извини, но листок с розовыми сердечками, написанный твоей рукой, среди вороха идеально отсортированных документов и рукописей — это нечто немыслимое. Я не собирался читать, просто… Эти слова настолько сильно не вяжутся с твоим образом, что мне хочется рыдать от умиления. Это просто катастрофа! Такое нельзя сдавать… Точнее, это могла написать кто угодно, но не знакомая мне Амисия. Я готов поклясться, что даже влюбившись в Тилена, ты не поменяла отношения к миру. Ты все так же презираешь низших, ненавидишь медлительность и бесишься из-за того, что кто-то не понимает твоих слов. Так к чему же все эти ужимки и холмики с перчиками?
— Что? — опустив глаза протянула я, стыдясь своих собственных слов.
— То! — усмехнулся парень, — Не в твоем кровожадном духе. Не понимаешь этого, что ли?
— Я… — правильных слов я так и не подобрала. — Понятия не имею, как вообще писать про любовь. И ты это не хуже моего знаешь.
Он оперся руками о столешницу и наклонился ко мне еще ближе. Сидел рядом, чуть сощурив глаза, когда его дыхание касалось моей щеки и ласкало ухо. Всего хорошего? Что вообще между нами происходило? Никаких слов и договоренностей. Никакого адекватного решения. Если рядом с Тиленом я чувствовала себя спокойно, то Камилен заставлял все мысли связываться в шипящий клубок гадюк. Звучало как «иди к черту» и приглашение свалить, но он не двигался. Смотрел на меня пристально, будто бы выискивал какие-то ответы на моем лице. Отчего-то парень казался гораздо спокойнее, чем хотелось бы.
— Не в твоем духе, я сказал, — едва ли не по слогам повторил он. — Бесишься, из-за того, что приходится делать вид, что якобы со всеми на одной волне. Но не стоит об этом переживать. Все хорошего! Я знаю, что тебе не нужны слова, чтобы сделать правильные выводы. Тебе нужны чувства, которые расставят все точки над буквами.
— Вот и отлично, — судорожно выдохнула я, — от тебя мне тоже ничего не нужно.
— Правда? — он выпрямился и подняла глаза к потолку, приоткрыв усмехающийся рот. — Совершенная концепция, которая тебе подходит. Превратить любовь в ненужное чувство. Ведь именно так, ты всегда и поступала. Разбивая на осколки все, что тебе говорили. Ненавидя тех, кто грешил влюбиться в тебя. Унижая и втаптывая их чувства в грязь.
— Заткнись! — от его слов становилось дурно и противно.
— Ты демон, разбивающий все светлое, что есть в нас, — он смотрел так, что у меня ком в горле вставал.
— Прекрати! — я понимала, что он прав, что он описывал меня саму, но от этого легче не становилось. — Я поняла, что любовь это не мое, так что прошу тебя, заткнись!
— Нет, — он чуть сместился, садясь на край прямо передо мной и посмотрел прямо в глаза. — Ты же хотела понять, что значит чувства других? Вот я и показываю тебе, что это значит. Когда в горле встает ком от волнения, или когда в желудке скручивает все органы.
— Издеваешься? — щеки предательски загораются пунцовым, ибо его ширинка оказывается на уровне моих глаз.
— Ммм, да... — Камилен лукаво лыбится. — Но посмотри на себя. Что ты чувствуешь сейчас? Желание? Страсть? Уязвимость? Все это проявление чувств. Все это надо передать на бумагу. Именно этого от тебя ждут завтра. Не стержней и пещерок, а вот этого, когда сводит судорогой руки и хочется провалиться сквозь землю от стыда.
— Что? — я возмущена его дерзостью, настолько, что даже возразить не в состоянии. — Не смотри на меня так, словно я совсем дура и ничего не понимаю. Ты пытаешься заставить меня стыдиться, но у тебя ничего не выйдет.
— Ты должна писать не про секс, — он цокнул языком, не отрывая от меня своего загоревшегося взгляда, — ты пишешь про чувства и их нужно сделать красиво.
— Что именно мне нужно сделать? — я пыталась не поддаваться на его провокации.
— Передать незнание любви, — пояснил парень, — дать понять читателю, что любовь — это не всегда возвышенно и красиво. Иногда это грязно… Реже стыдливо… А порой и вовсе аморально. Каждый бредет своим вирусом любви.
— Красиво сделать, — я затуманенным взором смотрю на него снизу. — Описать то, что я не могу понять любовь и передать все, что творится у меня в голове.
— Да не бойся ты, не сожру… — пробормотал он полушепотом. — Хотя…
— Едва ли ты сможешь… — выпаливаю я быстрее, чем успеваю подумать, ибо не в силах сопротивляться и буйствовать под его тяжелым и каким-то гипнотическим взглядом.
— Что? — его пальцы на моем подбородке и плавно задирают голову выше, помыкая посмотреть прямо в глаза. — Заставить тебя дописать недостающую часть сочинения, именуемую проверочной работой для полугодового среза и оценочного суждения? Давай начнем с начала, и ты просто поймешь принцип выполнения подобной тарабарщины, которая, по сути, никому не нужна, но все почему-то задают ее в огромных количествах.
— С чего ты взял, что я мне требуется твоя помощь? — проговорила я каким-то немыслимым слабым голоском и, вот же черт, посмотрела прямиком на его губы, которые с таким упоением целовали меня в прошлый раз.
— Потому что ты, беспощадная фейри, готовая идти по головам, — рассмеялся он низко и с хрипотцой. — Если бы что-то было тебе не по нраву, то ты давно бы оглушила меня боевым заклинанием. Но тебе, очевидно… Интересно понять, что же следует дальше, за простыми разговорами. И тем шагом, когда уже поздно бить кавалера по морде.
Он легко провел пальцами по моему раскрасневшемуся лицу. Вот только я упорно молчала, неожиданно признав в глубине души, что Камилен был прав. Я даже описать не могла свое состояние в этот момент. Потому что то, ради чего задумывалось домашнее задание неожиданно приняло совершенно иной оборот. Когда-то давно я мечтала понять, что же такого волшебного происходило между отцом и матерью. Что у них даже спустя столько лет горели глаза при взгляде друг на друга. И вот ответ сам плыл в мои, увы, пока неумелые руки. И нужно было быть полной дурой, чтобы оттолкнуть его и продолжать пялиться в бесполезную литературу, от которой толку, как от кота, молока.
— Отлично, — улыбнулся он и понизил голос до какого-то интимного шепота. — Для начала тебе нужен правильный мотиватор для усвоения полученных знаний. Если ты не можешь передать свои чувства, то, как ты сможешь поведать миру о любви?
Он легко, практически невинно прикасается своими губами к моим. Заставляя тем самым незамедлительно распахнуть рот, как будто посредством немого приказа. Принять его волю, как свою собственную. И язык, который легко скользнул между моих губ, увлажняя их, и вторгаясь внутрь для того, чтобы продолжить прерванное в прошлый раз занятие. Я понимала, что в голове мгновенно потухли все мыли и от чего-то появилось ощущение нерациональности всего происходящего. И это только язык? Словно чудесная эйфория. Глубоко, дерзко и… Чувственно... Тихий стон сорвался с губ, но я не поняла кому из нас он принадлежал. Мои губы заныли от его напористого поцелуя. Но я не собиралась отталкивать его и прекращать. Он отстранился, чуть надавил пальцами на свои губы и мягко улыбнулся. Это сумасшествие точно стоило задокументировать!