Снаружи ветер на время утих. И такая воцарилась тишина… Только речка билась о прибрежные камешки — словно играла на ксилофоне…
Матильде казалось, что всю свою долгую жизнь она только и хотела притворяться спящей и ждать, пока Реми, пока эта котеночья мордочка…
— Э-эй! Чем это вы там занимаетесь, а? Что это вы делаете?
Голос Селины прозвучал громче воя ветра. Матильда открыла глаза. И увидела то самое выражение лица подозрительной, недоверчивой матери, которого терпеть не могла.
— А что? Ничего не делаем! Спим! — проворчала она в ответ, а лакомка-котенок поспешил поскорее спрятать подальше мордочку.
Их отчитали. Велели немедленно встать и собрать вещи. Переодеться. Бегом, бегом. Надо как можно скорее вернуться домой!
На обратном пути Селина не сводила с них сердитого взгляда — в зеркале заднего вида они были как на ладони. Матильда вздыхала. Реми даже и не думал наклоняться к ней на самых крутых виражах. Он застыл, выпрямив спину, на другом конце сиденья.
Матильду мучили печальные мысли о всевластии матерей, а главное — об их непредсказуемости.
Ну чего она хочет-то, в конце концов, ее мамочка? Пускай бы она решила, пусть решит раз и навсегда, нравится ей, чтобы у дочки был возлюбленный, или не нравится. Да или нет.
Теперь разозлилась Матильда. Разве можно врываться в чужую комнату, где люди спят, даже не постучав в дверь, хотя бы эта дверь и сделана из мохнатого полотенца!
Злость сначала утешила ее, а потом успокоила окончательно: на самом деле куда лучше, чтобы мама стала ее врагом к этой ночи, когда она бросит дом навсегда, даже не попрощавшись, даже не приласкавшись напоследок…
~~~
Полночь — самое лучшее время для побега влюбленных из дому, но сколько же для этого требуется выдержки и терпения! Главное — не заснуть и постараться не разглядывать потолки. Именно не потолок, а потолки! Потому как ночные чудовища проникают не только в спальни, а вполне способны перемещаться куда угодно: хоть, к примеру, на кухню, где Матильда и уселась лицом к большим часам, которые отмеривали удары каждые пятнадцать минут. Рядышком стоял буфет, особенно близко оказалась полка со сластями.
Матильда уселась за кухонный стол и стала на свой лад играть в «Семь семеек», окружив себя пачками печенья и вазочками с джемом.
Она уже успела выдать дочку из семьи Мускуле за сына Озверюшей, успела дождаться рождения девочки у Вермишелей, которые уже и не чаяли, что у них будет ребенок. Она с великим трудом и ужасно горюя похоронила несколько дедушек и бабушек, особенно ее печалила участь бабушек…
Это надо же! Почему она не спросила у Реми его фамилию? Надо будет обязательно спросить, потому что как без этого? Хочется же знать, какая у нее самой будет фамилия, когда они вернутся из этого свадебного путешествия!
За стенами дома все еще выл ветер, хлопая время от времени ставнями, но она все-таки надела платье в горошек с рукавами-фонариками — то, которое больше всего любил Реми. Не забыла и о жемчужном ожерелье с ракушкой сердечком в центре — чтобы Бабуля защищала их в пути.
В маленький чемоданчик, куда обычно она складывала рисовальные принадлежности и драгоценности (такие, например, как розовый камешек-галька, подаренный Реми, или фотография Бабули), вслед за ними отправились, кроме новехонького несессера и флакона лавандовой воды, белое платье от Кристианы (а вдруг они поженятся прямо в Италии), коротенькие штанишки в клетку с белой блузкой, завязывающейся узлом на животе (на случай, если дело дойдет до качелей), розовая кофточка на резинках (вместе с маминым рецептом, который, правда, еще не доказал своей действенности: кнопки пока так и остались кнопками) и цельный ярко-желтый купальник (чтобы котеночья мордочка вернулась, когда они днем улягутся спать)…
Когда Матильда чувствовала, что веки начинают слипаться, она срочно хватала со стола новое печенье, хотя давно уже вовсе не хотелось есть.
Ей казалось, что мама сегодня никогда не ляжет спать. Селина попивала липовый цвет с мятой, одну кружку за другой. Она как будто уже не сердилась на дочку, и похоже было, что только на саму себя и злится — хотя бы за то, что, не постучавшись в полотенечную дверь, проникла в чужую спальню. Она то и дело упоминала Реми, проявляя все больше внимания к Матильде, и разговаривала с девочкой все более ласково, так что той даже пришлось себе напомнить, что Селина-то понятия не имеет ни о каком Великом Побеге и что для нее все дело в одном: сегодня у Реми и Матильды был в некотором роде прощальный, последний вечер.