Потом Матильда решила переодеться. Ей захотелось пойти на прогулку в новом платье, купленном перед самым отъездом: в желтый горошек и с рукавами-фонариками.
Мама сказала, что, на ее взгляд, переодеваться ради похода на ферму — это вообще-то слишком, но спорить не стала. В таких вопросах с ней обычно можно было договориться, наверное, потому что у самой Селины хватало причуд, когда речь заходила об одежде…
— Прелесть что такое! — оценила она, увидев дочку, разряженную в пух и прах. — Пойдем нижней дорогой или верхней?
— А это что — «верхняя дорога»?
— Мимо подсолнухов. Там вдоль края поля идет тропинка, которая выводит прямо на ферму.
— Да конечно же, конечно же, по верхней!!!
Мать и дочь переглянулись, улыбнулись друг другу. Заговорщицы. Сообщницы.
По дороге им встретились еще сюрпризы — будто добавка к утренним. Например, вот эта маленькая собачья конура с древней проржавевшей цепью… Матильда все время думала о том, ждут ли ее подсолнухи и захотят ли они и сейчас говорить с ней.
Ответ последовал сразу — стоило только за ограду выйти: цветы, все цветы от нее отвернулись! Теперь они смотрели куда-то в дальнюю точку на горизонте. Ну как же так? Ни один не сделает ей никакого знака? Даже простого привета не пошлет? Девочка растерялась, смутилась, почти жалела, что так вырядилась: ей-то казалось, что платье в желтый горошек должно облегчить переговоры с цветами, но переговоры, она прекрасно это понимала, почему-то сорвались окончательно.
Матильда никогда не настаивала на своем, если чувствовала себя безнадежно обманутой. Она умела победить свое разочарование, не высказывать претензий в случае бесспорного поражения. При таком положении дел она всегда сохраняла чувство собственного достоинства и даже прибавляла к нему некоторую надменность…
Не сказав ни слова, девочка взяла мать за руку и повела к спуску на нижнюю дорогу — через виноградники, может, хоть они пообещают, что все будет хорошо, — вниз, вниз, подальше от этих непостоянных подсолнухов!
Но перед тем как совсем уйти отсюда, Матильда бросила последний взгляд на желтые горошки, на оборочки на рукавах, на так волшебно колышущуюся чуть ниже коленок юбку, на белоснежные туфельки… И Селина заметила этот взгляд.
— Какая же ты у меня красавица, детка! Ты вся — прямо как солнышко светишься!
Это солнышко, сияя лучами, торжественно явилось на ферму, а другое тем временем скрылось за холмами…
~~~
Нужно сильно напрячь рассудок, чтобы согласиться с тем, будто девочка, которой только-только исполнилось шесть лет, не имеющая почти никакого прошлого, способна испытать то, что называют дежа-вю: момент, когда всплывает ложное воспоминание о вроде бы виденном, о вроде бы пережитом когда-то. Однако Матильда могла бы поклясться, что видела эту ферму. Она узнала ее. Ферма когда-то запечатлелась в ее памяти.
Но нужно еще сильнее напрячь безрассудство (у кого его нет?), чтобы согласиться с тем, что раз Матильде ферма знакома, раз она ее узнала, то только потому, что они еще встретятся. Потому что эта ферма уже запечатлелась в ее будущем.
У девочки пока не находилось слов, чтобы выразить, назвать по имени эту странность. Потом, когда-нибудь, она скажет, что у нее было предчувствие…
А сейчас, войдя на молочную ферму, она просто поприветствовала хозяев — мадам Фужероль и месье Фужероля — легким реверансом: платье в желтый горошек обязывало поступить именно так. Их, этих хозяев, она тоже мгновенно узнала: его, не выпускавшего изо рта давно погасшей трубки, человека с милым лукавством в глазах, чуть похожего на жениха Бабули — Феликса, только тот постарше, конечно — и ее, немножко хмурую и неприветливую, но понятно же, почему, какой еще тут быть, если кругом дел выше крыши, ее — с этими покрасневшими руками в цыпках, пускай хмурую, но всегда готовую прийти на помощь, оказать услугу — хоть людям, хоть животным, даже если с виду она обращается с ними слишком сурово, иногда и грубовато.
Селина вроде бы слегка удивилась, когда дочка, покончив с приветствиями, принялась носиться от хлева к овчарне, от конюшни к огороду, не задумываясь, где что, чувствуя себя как дома, так, словно всю жизнь прожила на этой земле и вот сейчас искала что-то определенное.
Но это была правда: Матильда действительно искала что-то определенное.
Когда запыхавшаяся, растрепанная она пробегала в очередной раз мимо, то услышала, как мать сказала извиняющимся тоном:
— Знаете, она у меня такая шалунья…