– Егор Максимович, друг мой! – Ворвался в ателье громогласный Толстой.
Нас встретил радушный управляющий невысокого роста, но одетый с иголочки. Баки и лёгкий, творческий беспорядок из оставшихся на голове волос, прикрывавших лысину, делали его вид слегка комичным, особенно на фоне высокого, молодого и пышущего силой гвардейца. Чем-то управляющий мне напоминал Наполеона с поздних портретов, что не могло не вызвать улыбки.
– А, Фёдор Алексеич. – Ответная улыбка у управляющего вышла немного дёрганой. – Рад видеть, рад видеть. Какими судьбами на этот раз? – Взгляд водянистых глаз наткнулся на меня.
– Знакомьтесь, это моя кузина, Вера Павловна. – Я была выдвинута в центр комнаты прямо на середину пушистого ковра. – Вот, гостит в Петербурге. Изволила захотеть столичных обнов. Угодите? Знаю, лучше ваших мастериц во всей России не сыскать.
– Отчего не угодить. – Улыбка Егора Максимовича стала как-то мягче. – Вы присаживайтесь, сейчас велю подать чаю. – Управляющий указал нам мягкий диванчик со столиком, а сам подхватил из-за конторки стопку какой-то бумаги. – Расскажите пока, Вера Павловна, чего изволите.
Макулатура в руках управляющего оказалась листками из журналов мод, цветных, те что подороже. Почти все французские и несколько английских. Демонстрируя мне картинки, Егор Максимович рассказывал, что шьют они тут исключительно по зарубежным образцам, а не ту безвкусицу в цветочек, что пошивают Авдотьи во всяких губернских сёлах. Я чуть не прыснула, припоминая жуткое платье генеральши. Краем глаза заметила улыбающегося Толстого, кажется, тот тоже вспомнил дневной туалет генеральши. Но дальше всё моё внимание было посвящено картинкам. А посмотреть было на что.
Мода самого начала века пришла из Парижа и была навеяна страстью к давно забытой Античности. «Ампир», – так назывался стиль, – вынуждал облачаться дам в лёгкие наряды, преимущественно белого цвета, в которых барышни походили на изображения с античных ваз и барельефов. Крой платья был призван подчеркнуть естественные формы: оно подхватывалось под грудью и струилось вниз складками лёгкой ткани. Если речь шла о бальном или вечернем платье, то рукава там были короткие, объёмные, а декольте глубоким. Настолько глубоким, что у некоторых модниц можно было разглядеть ореолы сосков. Вот такая ирония века – женская грудь вызывала у мужчин меньше трепета, чем затянутая в чулок, нечаянно мелькнувшая под платьем лодыжка. Если это был дневной наряд, то он шился из более плотной ткани, вырез был поскромнее, но чаще всего его просто прикрывали достаточно высокой нижней рубашкой, которая называлась «шмиз».
Рюши, шлейф, тончайшая вышивка, лёгкие кружева, летящая ткань. За такое с виду простенькое платье можно было заплатить целое состояние. И у меня был соблазн выложить все мои запасы за одно такое платье, чтобы Мария Алексеевна и все её подружки языки проглотили. Но победила практичность. В итоге мною было заказано одно простое, но изящное вечернее платье, в которое я всё же привнесла небольшое новшество. Оно войдёт в моду в Париже лет эдак через пять, но мне это было больше по душе. Одно более скромное бальное платье с коротким рукавом, и одно дневное, плотное, с длинным. Сейчас июль, неизвестно сколько мне ещё предстоит здесь находиться, а погода в Северной столице непредсказуемая. Конечно, если я задержусь до холодов, то нужно будет придумывать что-то ещё… Но думать пока об этом не хотелось. Также Егор Максимович записал за мной три сменные нижние рубашки, без лишних изысков.
– Мадемуазель. – Егор Максимович покосился на поручика. – Что насчёт корсажа?
Конечно, речь всё же шла о деликатных вещах, так что я даже для порядка потупила взгляд. Хотя сам факт того, что мой «брат» пришёл со мной за покупками предполагал поднятие сего вопроса.
– Не нужно. – Денег на новый корсет, который мог стоить как два платья у меня точно не было. А тот что на мне ещё вполне годен. Благо, это не чулки, вещь долговечная.
Управляющий записал все мои пожелания, потом позвал одну из швей. Та обмерила меня с ног до головы, громко диктуя результаты Егору Максимовичу, которые были тоже педантично занесены в небольшую книжецу.
– Бюст: 33 дюйма… Плечи: 17 дюймов… – Не знаю, как должна была вести себя приличная барышня, но я получала искреннее удовольствие от процесса и с интересом следила за портнихой. В нашем времени вещи, пошитые на заказ, считаются либо роскошью, либо блажью, всё давно делали машины. Так что подобный опыт был для меня в новинку.