Я украдкой поглядывала на Петра Александровича. На вид ему было чуть более тридцати, и у меня в голове не укладывалось, что к этому возрасту он сделал такую головокружительную карьеру. Генерал-губернатор, шеф Преображенского полка и ещё бог знает кто. Несложно догадаться, что всё это не в последнюю очередь из-за тесной дружбы с императором.
– Государь вчера изъявил желание осчастливить нас своим присутствием. – Заметил Толстой так, будто говорил под дождичек в четверг. Я чуть со стула не упала, уставилась на генерала во все глаза. Мысли он мои, что ли прочитал?
– О! – Мария Алексеевна тоже сразу оживилась. – Прикажу срезать побольше цветов, и необходимо будет… – Взгляд её наткнулся на меня. Генеральша неожиданно улыбнулась. – Мадемуазель, Вы же знаете, как стоит вести себя перед государем?
Я отрицательно помотала головой, не сразу понимая, почему это хозяйка дома такая счастливая. Ах да! Она думает, что у меня нет платья. Теперь я уже с трудом сдержала улыбку.
– Не бойтесь, Вера Павловна. – Генерал оторвался от своей газеты, взглянув на меня ласково. – Просто улыбайтесь и будьте собой. Ваши очаровательные ямочки на щеках растопят сердце любого мужчины.
Я тут же улыбнулась обходительному мужчине, демонстрируя те самые ямочки, и краем глаза замечая, как генеральша чуть на стуле не подпрыгнула. Но супруг, кажется, решил её добить:
– Его Величество выразил надежду на то, что Сергей тоже будет. – В этот раз узкое лицо Марии Алексеевны даже побагровело от гнева. Ого, а я-то думала, что я одна умею доводить её до такого состояния.
– Нет, даже не проси! Ноги его не будет в этом доме! Этого бесчестного… – Кажется, генеральша хотела завести какую-то старую волынку, но муж не дал ей этого сделать.
– Мария Алексеевна, это желание государя. – В голосе его послышались рокочущие, приятные для моего музыкального слуха нотки. Женщина нервно дёрнула подбородком и отвернулась. А мне стало страшно интересно, что же это там за Сергей такой, что лишь одним своим именем доводит Толстую до нервного тика.
На приём гости начали съезжаться около пяти вечера. Гостиная с клавесином преобразилась. Небольшие, уютные диванчики были расставлены по залу так, чтобы между ними можно было курсировать, дабы не упустить ни одного интересного разговора, но при этом, если гости рассядутся, то можно было наслаждаться музыкой и не перекрывать друг другу обзор. На низких столиках расположились тарелки с hors d’oeuvre – закусками: английские жареные устрицы в беконе, сыры с фруктами, мясная вырезка, яйца, фаршированные икрой, соленья, орехи в меду и маленькие пирожные для сладкоежек. Рядом искрилось шампанское, покачивались штофы с ликёром и бокалы с компотом. А главное, вся гостиная была украшена целым морем цветов. Кажется, что весь сад Толстых переехал сюда.
Прибывающие гости в первую очередь высказывали своё уважение, сидевшей на одном из диванчиков, хозяйке дома, потом здоровались с Петром Александровичем, который очень быстро сбежал от жены, разговаривать с каким-то усатым господином в мундире и был вынужден отвлекаться на приветствия.
Я скромно сидела в уголочке, завернувшись в старенький палантин, которую одолжила мне Мария Алексеевна. Тот был явно видавший виды, вышивка на краях немного потёрлась, местами на светлой ткани были пятна, которые уже не отстирывались. Но зато палантин был большим и скрывал меня до самого пояса, так что была видна только юбка нежно-зелёного платья. Впрочем, внимание всё равно ко мне, так или иначе, обращалось. У Толстых собирался очень небольшой круг петербургских сливок общества, где все друг друга знали в лицо. Я была человеком новым, да к тому же одинокой девушкой. Одинокой, молодой девушкой. И генеральша, которая поначалу, видимо, намеревалась игнорировать моё присутствие, будто я ваза с цветами или, скорее, мешок с удобрением, была вынуждена представлять меня гостям.
– Это троюродная племянница Петра Александровича, Вера Павловна. – Рекомендовала меня очередным лживым титулом Толстая, пытаясь натянуть на лицо вежливую улыбку. – Это Александр Николаевич Салтыков и его очаровательная супруга Наталья Юрьевна.
Сухой мужчина с длинным, почти карикатурным носом, кивнул мне, лениво обведя взглядом. За его локоть держалась супруга, девица с крупноватыми чертами лица, но при этом чрезвычайно красивая. Белое платье удачно подчёркивало её округлые плечи и длинную шею. На вид Наталье Юрьевне было от силы лет пятнадцать-шестнадцать.