— Моя племянница Бернадетта Хабиб. Дочка моего брата Майка, учится в Бир-Зейте[439]. Она из Америки.
— Из Уотертауна, штат Массачусетс, — сказала Бернадетта и пожала Лукасу руку в уотертаунской манере.
— А ты как думаешь, Бернадетта? — спросил ее Лукас. — Что говорят в Бир-Зейте?
Недавно в Бир-Зейте светский список ООП выиграл у списка исламских фундаменталистов на выборах в студенческий совет. Это было воспринято как хороший знак.
— Ребята-исламисты говорят, что израильтяне собираются разгромить мусульманские святыни на Храмовой горе, — сказала Бернадетта. У нее были маленькие сережки в ушах, на шее — крестик, как у Мадонны, но, конечно, это значило очень разные вещи в Иерусалиме и Саут-Бич. — Вы целый день слушали проповеди?
— Мистер Лукас не знает арабского, — объяснил ей Чарльз.
— Ну еще бы! — неприязненно заметила юная женщина. — Не многие американцы знают.
— Что, это все с проповедей началось? — спросил Лукас.
— Утром харедим пришли к Дамасским воротам. Опрокинули прилавки. Били людей, даже европейцев. Говорили, что разрушат мусульманские святыни.
— Похоже на провокацию, — сказал Лукас, подумав, что воинствующие сионисты, возможно, думают спровоцировать беспорядки среди палестинцев и под шумок осуществить свой план. А беспорядками пахло не на шутку, и чем дальше, тем больше.
— Что Америка собирается предпринять? — спросил Чарльз Лукаса. — Харам хотят захватить. Все говорят об этом. Война будет.
— Я не знаю, — ответил Лукас. — В американском консульстве знают не больше нашего.
— В это никто не верит, — сказала Бернадетта.
— Никто, — поддержал ее Чарльз.
— А ты сама? — спросил Лукас у Бернадетты.
Та пожала плечами:
— Может, правительство думает одно, а ЦРУ — другое.
Год учебы за границей творит чудеса, подумал Лукас. Приучает мыслить критически. И сказал:
— Мы пока еще держим посольство в Тель-Авиве. Это что-то значит.
Бернадетта посмотрела на него с вежливой снисходительностью. Она была студенткой колледжа Святого Креста[440] в Вустере, штат Массачусетс, и проходила годичную стажировку в университете в Бир-Зейте в те периоды, когда он бывал открыт. Лукас обнаружил, что в стране находятся сотни арабо-американских студентов, столько же, сколько приезжающих молодых еврейских студентов.
— На занятиях… на занятиях здесь… мы читаем, например, Ноама Хомски[441]. Слышали о нем?
— Конечно, — ответил Лукас.
— Правда? Потому что многие американцы не слышали. Мы читали его «О власти и идеологии». Таких вещей нигде не услышишь.
— Что, в Святом Кресте не проходят Хомского?
— Разве что на политологии. Когда касается Латинской Америки. Я даже не знала, что он писал о Ближнем Востоке.
— Когда-нибудь разговариваете с еврейскими ребятами там? — Лукас махнул рукой в сторону другой части города.
— Иногда. Но здесь все по-другому. Все напуганы. Многие их ребята ходят с оружием. Они думают, что мы террористы. Вроде бы мы из Америки, они из Америки — но здесь все перестают быть американцами.
Лукасу пришло в голову, что, если бы это можно было устроить, год, проведенный в стране третьего мира, когда перестаешь быть американцем, мог бы стать полезным добавлением к образованию каждого молодого американца. В сочетании — в качестве абсурдного контрапункта — с обязательным чтением великого труда М. Бургиньона «Америка», его описанием путешествий, нравов и наблюдениями над броненосцами.
— Возвращайся в другую часть города, — сказал Чарльз Лукасу. Слова «другая часть города» Чарльз всегда произносил с неприязнью. — Или переночуешь у меня тут, на полу.
— Ты действительно думаешь, будут беспорядки? — спросил Лукас.
Чарльз жестом показал на ванну, полную мокнущих покрывал.
— Некоторые боятся, — сказала Бернадетта, — что они придут сюда и всех нас убьют.
— Старые женщины, — кивнул Чарльз, — говорят, что будет как в сорок восьмом году.
— А там, — Лукас показал рукой в сторону западной части города, — думают, что вы придете и убьете их.
— Спи с паспортом, — сказал Чарльз племяннице. — Сейчас все спят с паспортом под подушкой.
— Спать? Ты, наверно, шутишь.
Чарльз проводил Лукаса к выходу и затворил за ним железный ставень.
В сложившихся обстоятельствах, рассудил Лукас самый важный человек в городе, единственный, кого желательно было бы навестить, учитывая «информацию по тарифу», это сам великий копатель. Гордон Лестрейд.
441
Ноам Хомски (р. 1928) — американский лингвист, политический публицист и философ, сторонник либертарного социализма, определяющий себя как «попутчика» анархистской традиции.