Углубляясь в Мусульманский квартал, Лукас услышал скандирование толпы. Он прошел мимо групп молодежи, собравшейся в конце улиц, которые вели к воротам и стенам Харама. Виднелось несколько палестинских флагов, но большинство молодых людей, мимо которых прошел Лукас, собрались под большими зелеными знаменами. На некоторых начертана шахада: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник Его»[442].
Чем дальше шел Лукас, тем громче звучали голоса. Идти спать, казалось, никто не собирался; улицы были запружены людьми, но все магазины закрыты. Повсюду огни, но внушающие не покой, а тревогу. Нервно блуждающие лучи дешевых фонариков; туристские фонари, фары, снятые с автомобилей, разноцветные прожекторы, гирлянды ламп на мечетях.
И ни одного израильского патруля. Лукас ловил на себе мрачные и угрожающие взгляды. В спину били маленькие камешки, но несколько прилетели из темноты впереди. Было не опасно и не больно, просто периодический дождь маленьких грязных камешков, невидимых оскорблений. Словно он опять оказался в Газе, только это был Иерусалим.
И, перекрывая шум толпы, усиленные громкоговорителями, не прекращаясь звучали призывы муэдзинов — отчаянные, молящие, яростные. Лукас почувствовал, что момент, который он так долго себе представлял, вот-вот наступит — момент горькой истины, когда придется решать, бежать ли и куда. И, как у Ирода, сердце терзали сомнения.
Подходя к австрийской монастырской гостинице, расположенной в месте, где Виа Долороза смыкалась с Мусульманским кварталом, он с нервным удовлетворением услышал приглушенные звуки музыки Рихарда Штрауса, плывущие по буйствующим улицам из квартиры Гордона Лестрейда под крышей.
Главный вход в гостиницу был закрыт щитами, как и окна первого и второго этажа. Но деревянная дверь со стороны переулка, которая прямиком вела к Лестрейду, была хотя и заперта, но еще не закрыта щитом. Лукас принялся колотить в нее кулаком, по возможности настойчиво и одновременно осторожно. На улицах творилось невообразимое. Вопя во всю глотку, по ним проносились толпы мучеников, жаждущих крови.
Минуту спустя — то ли ждал кого-то, то ли из любопытства, то ли просто опрометчиво — дверь отворил палестинец-швейцар:
— Вы к доктору Лестрейду?
— Верно.
— Быстрей, — сказал швейцар, отступая в сторону.
Наверху Лестрейд метался по квартире, в настроении более соответствующем «Тилю Уленшпигелю», нежели «Кавалеру розы»[443], каковая опера и стояла на проигрывателе.
— Мои чертовы растения! — закричал он. — Могу я рассчитывать, что гостиница польет мой садик?
— Конечно, — сказал Лукас. — Они же австрийцы.
Лестрейд вздрогнул и обернулся. Кого бы он ни ждал, это явно был не Лукас.
— Какого черты вы тут делаете?
— Гм, освещаю исторические события.
— Совсем свихнулись или что? Кстати, убирайтесь из моего дома.
Вещи доктора Лестрейда, которых набралось изрядное количество, были собраны в гостиной и ожидали вывоза: чемоданы и древние пароходные кофры, которые выглядели так, будто ждали наклейки «Левый борт. Правый борт»[444], много деревянных ящиков и несколько картонных коробок с книгами.
— Не могу поверить, что вы покидаете Иерусалим, — сказал Лукас. — Я думал, здесь ваш дом.
— Был дом, — вздохнул Лестрейд. Он в полном расстройстве посмотрел на Лукаса. — Послушайте, старина, сделайте одолжение, уйдите. Я страшно спешу. И не в том настроении, чтобы отвечать на вопросы.
— Извините. Но что случилось с Галилейским Домом?
— Закрыт, сдох, капут. Утром прихожу на работу, а этот поганый туземец мне говорит, что я уволен. Они забрали мои бумаги, папки — весь мой труд пропал. Мне не позволяли делать копии на работе.
— Вы не сохраняли копии?
— Да, вы правы, кое-что сохранял. И не я один. Но права на публикацию принадлежат Галилейскому Дому. Я имею в виду, что они мои издатели.
— Зачем же вы отдали им права?
— Господи! Да у них громадный издательский дом и телеканал! Они намеревались сделать из этого бестселлер в Штатах! Всемирный бестселлер! Типа: «Тайны храма». Выпустить миллионы видеокассет.
— Ну, вы можете подать на них в суд в Америке.
— Значит, мне нужно туда ехать, — горько сказал Лестрейд.
— Сейчас это вовсе не страшно, — уверил его Лукас. — Тысячи англичан живут в Нью-Йорке и едва ли видят хоть одного американца.
— Как бы то ни было, — с растущим негодованием сказал Лестрейд, — это не ваше дело. Я уезжаю.
— Куда?
— Слушайте, Лукас, вам не все равно?
442
Шахада (свидетельство) — первый из пяти столпов ислама, свидетельствующий веру в Единого Бога (Аллаха) и пророческую миссию пророка Мухаммеда.
443
«Веселые проделки Тиля Уленшпигеля» (1894–1895) — симфоническая поэма Рихарда Штрауса; о «Кавалере розы» см. с. 242.
444
По легенде, такие пометки ставились в XIX в. на багаже пассажиров кают класса люкс британской судоходной компании «Пенинсьюла энд Ориент», чьи пароходы курсировали между Британией и Индией. Люксовыми в данном случае были каюты с теневой стороны. По пути на Восток в тени находились каюты по левому борту, а в Британию — по правому.