— Что случилось с молодыми израильтянами, которые унаследовали дом? — спросила она его.
Парень сказал, что те ушли. Вместо них поселились ученые, ведущие раскопки древних фундаментов на другой стороне улицы. Сейчас археологи тоже ушли.
— А что все вы здесь делаете?
Как объяснил молодой трансценденталист, его друзьям заплатили за то, чтобы они присматривали за входами в тоннели, пока не вернутся ученые.
— Входы в тоннели? — переспросила Сония.
Молодой человек провел ее в холл, которым она сотни раз проходила, когда Бергер жил здесь. У подножия одной из колонн поднимались три узкие ступеньки, за которыми была небольшая ниша, где обычно отсиживались местные дети, играя в прятки. Но теперь она была занавешена куском мешковины. Отодвинув ее, Сония увидела, что поднимавшиеся над полом ступеньки были всего лишь вершиной лестницы, которая, изгибаясь, шла вниз, в сырую тьму под улицами квартала.
Десятью ступеньками ниже находилась еще одна деревянная дверь, крепко запертая. Сколько она ни пыталась с помощью молодого псевдо-Христа открыть ее, дверь даже не дрогнула. Наконец усилиями молодого человека и его друзей дверь удалось открыть. Из винтового хода поднимался дурманящий запах древнего камня.
До улицы, ведущей к воротам Баб-аль-Гаванима, было ярдов пятьдесят. Сония посветила фонариком на схему и увидела, что все тоннели, расходящиеся от старого медресе, могут вести к фундаменту того или иного из зданий, окружающих Харам.
Владение принадлежало аль-Хуссейни со времен, когда Палестина была подмандатной территорией Великобритании; были все основания думать, что он обнаружил сеть ходов, полезных в тогдашних конфликтах. И если воинствующие иудеи, завладевшие медресе, окончили свою работу, у них был резон скрыть, что имеют доступ к Хараму, замаскировав то под прибежище всяческого рода блаженных, недоступное за рядом запертых дверей.
Она двинулась вперед за лучом фонарика. Пройдя дюжину ступеней, она поняла, что народ, самовольно поселившийся в медресе, спускается следом за ней.
— Убирайтесь! — прикрикнула она. — Валите отсюда! Ты останься, — остановила она парня, похожего на Иисуса, когда он повернул назад с остальными. — Пойдешь со мной.
Лестница в сужающемся колодце уходила вниз на сотню футов, достаточно для того, чтобы у Сонии заложило уши. Лампа, оставленная у входа, освещала тоннель, постепенно понижающийся от конца лестницы. Откуда-то неподалеку, искаженный стенами и сводом, доносился шум, похожий на крики толпы и винтовочные выстрелы.
Сония вошла в тоннель, мурлыча себе под нос «Makin’ Whoopee»[447]. Не прошла она и тридцати футов, как тоннель снова разделился. Она посветила налево, направо — никакой разницы. Судя по схеме, к Баб-аль-Гаваниме следует идти направо.
— Как вас зовут, сэр? — осведомилась она у подражателя Христа, следующего позади.
Оказалось, Джордж.
— Останьтесь здесь, на этом месте, Джордж, хорошо? Видите, на вас падает свет той лампы, так что я найду вас, найду дорогу обратно. Классно?
Джордж поспешил согласиться с таким поручением.
Вскоре проход снова разделился, и опять она предпочла взять направо. Потом и выбранный разделился, уже на три других, а через несколько шагов опять раздвоился. На этот раз тот, что вел направо, похоже, заканчивался ложной нишей. Но там она заметила проем внизу стены, который, кажется, вел обратно, к месту, где она только что была. Водя лучом фонарика, она увидела, что это спуск в примыкающую камеру. Пол на всем протяжении имел небольшой уклон, так что, следуя системой коридоров, идущий постепенно оказывался все ниже под улицей.
Сония легла ничком на пол и поползла на локтях в проем. Вскоре она обнаружила, что проем сужается, и чем дальше, тем больше. Стены на ощупь были как нечто живое, как некое подобие глотки.
Скоро лаз слишком сузился, вызвав у нее приступ клаустрофобии; она поползла назад, подгребая коленями, извиваясь, отталкиваясь ладонями от пола. Оказавшись обратно в нише, она вздохнула, глотая пыль с привкусом столетий. Но когда луч фонарика упал под ноги, она увидела в пыли свежие следы — следы полуботинок или армейских башмаков, но также и простой уличной обуви.
Она никого не нашла на тускло освещенной площадке, где, как казалось, оставила своего помощника. Ходы были преднамеренно устроены в виде лабиринта. Она мгновение колебалась, прежде чем выкрикивать, — не очень приятно было услышать свой голос в этом подземелье.
— Джордж?
До нее донеслось эхо ответного крика, такого далекого и дрожащего, что у нее похолодело на сердце.
447
Песня Уолтера Дональдсона и Гаса Кана из их мюзикла «Whoopee!» (1928), где исполнялась Эдди Кантором.