— Януш говорит, вы знаете, где закапывали тела, — сказал Лукас. — Это его слова.
— Януш, — скучно повторил Бэзил Томас, — Януш, Януш. Между нами, — доверительно сказал он Лукасу, — порой я думаю, что Януш шарлатан. Януш вызывает у меня большие сомнения.
— Век кончился, — помолчав, сказал Лукас. Он уже опьянел, но не по своей вине, а в попытке угнаться за собеседником, и был намеренно невежлив. — Людям, скорее всего, плевать на все это.
— Как вы можете говорить такое?! — Казалось, Томас искренне поражен. — Это же история! — Он опасливо оглянулся через плечо, хотя все в баре — пожилой бармен, венгр-официант и две американки средних лет — прекрасно слышали каждое слово. — История, — благоговейно повторил он. — Что значит — наплевать?
— Ну, вы понимаете. Читатели — народ непостоянный. Со временем они теряют интерес.
— Теряют интерес? — Возможный бывший агент спецслужб уставился на него, словно решая, стоит ли его переубеждать. — Вы это серьезно?
— Люди переоценивают значение эпохи, в которую живут, — привел Лукас свой довод. — Все на свете меняется.
— Послушайте, мистер, — сказал Бэзил Томас, — знание — сила.
— Неужто?
— Вы никогда не слыхали это выражение? Если я владею прошлым, то владею землей, по которой вы ходите. Контролирую, чему учат ваших детей в школе.
Лукас, хотя и не имел детей, тем не менее впечатлился. Однако не был уверен, говорит подобное глубокомыслие о том, что Бэзилу Томасу можно доверять или, напротив, что нельзя.
— Думаю, вы правы.
— Верно думаете. Это я вам и предлагаю.
— Думаю, это не для меня, — сказал Лукас.
— Вы согласны терять прошлое?
— Я теряю настоящее, — сообщил свой секрет Лукас. — Вот что меня беспокоит.
— Настоящее? — фыркнул Бэзил Томас. — Настоящее — сплошное расстройство. — Он повернулся на стуле и вздохнул. — Что ж, могу толкнуть кому другому, — сказал он, украдкой выглядывая «кого другого».
— В любом случае, — сказал Лукас, — не уверен, что готов пойти на такие траты.
Бэзил Томас откровенно рассчитывал на хороший куш.
— А как насчет того, что в действительности стоит за отставкой Аврама Линда? — предложил он, просветлев. — Как и почему Йоси Жидов заменил его в кабинете министров? И что он предпринял, чтобы вернуться? По этому делу у меня есть особая информация.
Лукас пожал плечами. Он не особо следил за израильской политикой.
— Боюсь за ваше место в истории, — сказал Бэзил Томас. — У вас есть возможности сделать себе имя, но вы не желаете ими воспользоваться. Хорошо, — проговорил здоровила, когда Лукас устал изображать заинтересованность, — у меня есть кое-что еще. Слышали когда-нибудь о Пинхасе Обермане?
Да, Лукас слышал о нем, но не помнил, в связи с чем.
— Врач. Врач, лечивший иностранца, который пытался поджечь мечети. Он специалист по иерусалимскому синдрому.
— Чему-чему?
— Это такой психоз, который проявляется у тех, кто прибывает сюда, воображая себя воплощением героя, на которого Бог возложил миссию по спасению мира. У добрых христиан вроде вас, только сумасшедших.
На что Лукас сказал:
— Я не считаю себя христианином.
— Ну, не важно. Оберман думает, что собрал массу таких ударных историй. Он хочет написать книгу и ищет соавтора. Только его английский не ахти, и он предпочел бы американца. Для тамошнего рынка.
Томас объяснил, что у доктора Обермана есть кабинет на северной окраине, но вечера он по большей части проводит в бикс-баре[51] в городе и готов встретиться там с потенциальным соавтором.
— Он связан с Шабаком? — поинтересовался Лукас.
«Шабак» было общепринятым уменьшительным названием ШБ, Шин-Бет, службы внутренней безопасности и контрразведки.
Томас пожал плечами и улыбнулся.
— Это я могу для вас выяснить, — сказал он, хотя нетрудно было понять, что он это уже знает.
— М-да, — сказал Лукас, — миллениум приближается. Город полон меджнунов. Схожу поищу его в биксе.
— Только не забывайте, куда идете, — предупредил Томас и мгновение спустя растворился в сумерках конца столетия за окном.
После исчезновения Бэзила Томаса у «Финка» установился обычный покой. Бармен, старик-меланхолик, которого нависающие брови и англофильская одежда делали похожим на С. Дж. Перлмана[52], смотрел прямо перед собой и протирал стаканы. Официант стоял с салфеткой на согнутой руке и лукаво ухмылялся. Лукас допил свой скотч, расплатился за себя и Бэзила и вышел из бара. На улице Георга V веяло весенним ароматом жасмина, на углу улицы Бен-Иегуда стояла группа уличных музыкантов-хасидов.