Эти слова заставили Лукаса замолчать на несколько миль. В конце концов он поинтересовался:
— Вы лицо духовное, доктор?
— Избави боже! Я археолог.
— Специализируетесь на библейских местах?
— С недавних пор.
— А с Галилейским Домом что вас связывает?
— Я у них научный консультант.
— Даете советы, где искать Ноев ковчег? Такого рода? — рискнул пошутить Лукас.
— Ноев ковчег, — повторил Лестрейд. — Это хорошо. Нет, на самом деле я не сотрудник Дома. Я настоящий археолог, на свой скромный лад. Веду полевые исследования. Иногда рассказываю о Кумране и ессеях.
Прежде чем Лукас успел извиниться, Лестрейд продолжил.
— Это, как ее называют, Святая земля, — произнес он тоном насмешливо-возвышенным. — Здесь есть действительно библейские места. То есть где что-то происходило, да? Что-то, о чем мы до сих пор узнаём.
— Какие-нибудь новые находки?
— О, вы будете поражены. На кого, говорите, вы работаете?
— Был пишущим редактором «Харперc мэгэзин». Сейчас работаю над книгой.
— Надо же! — воскликнул Лестрейд. — Я тоже.
— Но моя о религиозных сектах. Не об археологии. И бывает, пишу статьи на разные темы.
— Ну, работая на Дом, поневоле становишься узким специалистом. Мы работали на Масличной горе и в кумранских пещерах. И разумеется, на Храмовой горе.
— Я думал, раскопки там запрещены.
— Не совсем. И не для нас.
— Что нового узнали о горе?
— Дом очень интересуется Вторым храмом и святая святых. Размеры и так далее. Все это кое-где описано.
— Вы имеете в виду Талмуд?
— Не только в Талмуде.
— Где еще?
— Простите, — сказал доктор Лестрейд. — Это все, что я могу сказать. У Дома есть сотрудник по связям с общественностью. Лучше будет обратиться к нему.
По дороге в Иерихон Лестрейд пустился в воспоминания о забавных случаях из его общения с типичными паломниками.
— Вот пример. Да, мы тогда осматривали византийскую церковь близ Бодрума в Турции. Там на стене сохранилась огромная мозаика: Христос Пантократор, И. X., Царь Царей. Пронзительные глаза, воздетая рука, пришедший в величии своем судить живых и мертвых. Иисус Христос Всемогущий, да? И одна женщина спрашивает: «Доктор, — и Лестрейд продолжил плоским, невыразительным голосом в манере янки, — а эта церковь очень древняя?» — «О да, очень, — отвечаю, — седьмого века». — «Неужели? — говорит она. — От или до Рождества Христова?» — И он загоготал.
— Ну, может, Христос у нее в сердце, — предположил Лукас.
— С таким же успехом она могла бы быть чертовой буддисткой, — возразил Лестрейд, — для нее все едино.
Оказалось, что доктор Лестрейд много лет учился, готовясь стать бенедиктинским монахом. Окончив Кембридж, он в последний момент отказался от этой затеи.
— На самом деле это не для меня, — объяснил он.
Следуя за автобусом, в котором сидели преподобный Эриксен и типы, они проехали несколько километров по шоссе на Иерусалим, а затем свернули на боковую дорогу к Джебель-Каранталь. На перекрестке стояло полуразвалившееся здание, в котором когда-то было кафе. В разоренном саду возле него, среди разросшегося алоэ, упавших виноградных плетей и мусора, сидели два малыша. Когда Лукас притормозил перед поворотом на Джебель-Каранталь, один из крохотных сорванцов поднял с земли черепок и швырнул в сторону машины.
На какое-то время они потеряли из виду туристский автобус, но после нескольких неверных поворотов Лукас заметил его на стоянке перед монастырем, на полпути к вершине.
— Спасибо, — поблагодарил Лестрейд, направляясь к автобусу, который стоял с работающим мотором. — Дальше я не собираюсь. Уже слышал эту лекцию и видел панораму.
Лукас прошел в монастырь через темную привратную часовню с вереницей святых Восточной церкви на стенах. За часовней, в дальнем конце обнесенного стеной сада, виднелась дверь, возле которой стоял сомнительного вида православный монах с недвусмысленно протянутой рукой.
Лукас опустил в его ладонь положенные шесть шекелей и стал подниматься по известняковой дорожке на вершину. Пока он взбирался по ступенькам, в голове настойчиво звучал «Отче наш» в такт шагам и тяжелому дыханию, как навязчивая мелодия. Сводило живот от несвежих фруктов.
Преподобный Эриксен и его группа были наверху, у восточного края вершины. Сам Эриксен стоял на камне, возвышаясь над ними, и широким жестом обводил окрестности. И вид во все стороны был захватывающий, поразительный. Внизу вилась лента Иордана, простиралась земля Моабитская до Галилеи на севере и Мертвого моря на юге. С западной стороны на горизонте виднелись пригороды Иерусалима, строения на вершине Масличной горы.