— Думаешь, я не был официантом? Был, уверяю тебя.
— А ты чем занимаешься? — поинтересовался Лукас. — Как насчет тех, из Цахала, с их самосудом в секторе? Собираешься писать об этом?
— Ну, — сказал Циммер, — если ты не будешь, почему не написать?
Лукас ощутил внезапный укол вины оттого, что не взялся за эту историю сам:
— Надо было бы, наверно, самому.
— Почему?
— Почему? Потому что тема синдрома безопасней. А когда начинаешь шарахаться от опасных тем, считай, что ты стал слабаком. Пора возвращаться домой и писать для туристических журнальчиков, какие предлагают в самолете.
— Американский мачизм, — сказал Циммер. — И не считай, что религиозная тема безопасней. Иначе можешь столкнуться с неприятной неожиданностью.
— Ладно, Эрнест Гросс из Коалиции по правам человека говорит, что об этом обязано сообщить какое-нибудь израильское издание. Чтобы спасти честь страны.
— Ах, ну да, — сказал Циммер. — Эрнест же цадик.
Лукасу показалось, что в голосе Циммера прозвучало презрение, хотя и не был уверен.
— Ты работал во Вьетнаме, да, Циммер?
— Работал. И не забывай, что я был на другой стороне. Работал под вашим напалмом и огнем вертолетов, под бомбами с Бэ — пятьдесят два.
— Почему вьетнамцы так хорошо сражались? — поинтересовался Лукас. — Почему так упорно? Думаешь, потому, что были такие идейные?
— Нет, — сказал Циммер. — Просто они были не в состоянии смеяться. Им недоставало присущего американцам чувства юмора. Ежели серьезно, то это не была профессиональная армия, их просто призвали по мобилизации. Но они всегда мыслили себя в единстве с армией. К тому же они никогда не жили в довольстве, так что им нечего было терять, в отличие от американцев. Образцовые солдаты.
— Был там после?
— Дважды. Если вернуть мертвого коммуниста в Сайгон или даже в Ханой, он умрет второй раз. Сегодняшний режим там более продажен, чем прежний.
— Откуда тебе знать? Ты что, видел тогдашний Сайгон?
— Бывал иногда. Помню, недолгое время у нас были поляки в Международной контрольной комиссии. Они могли сделать мне нужные документы. Так что я видел все злачные места. А еще тоннели под Ку-Чи[146]. Это что-то потрясающее. Ты, наверно, уже не застал?
— Да, чуть-чуть не застал.
— Забавно, — сказал Януш Циммер, — мы видели мир с противоположных сторон. Мне никогда не удавалось попасть на Запад без больших сложностей, тогда как везде, где господствовал так называемый социализм, я был желанным гостем.
— Скучаешь по нему?
— Я объехал всю Африку корреспондентом Польского агентства новостей, — сказал Циммер. — Не было ни одного варианта африканского социализма, которому бы я не был свидетелем.
— Это не ответ.
— Знаешь что, кончай! — раздраженно сказал Циммер. — Это была такая жуть — не описать. Вожди, монархи-каннибалы, головорезы в темных очках, воображавшие себя кагэбэшниками. Естественно, я писал об этом с энтузиазмом и одобрением. На твоей стороне, о ком писал ты, тоже были отнюдь не ангелы. Взять хоть Мобуту[147].
— Вот интересно, что думала на сей счет Сония Барнс? — сказал Лукас.
— В самых худших местах ее бы сразу убили. Нет, не сразу. Сперва бы изнасиловали и пытали. Но ей хватило ума поехать на Кубу. А Куба — это другое дело.
— Разве?
— Конечно. Самый заматерелый антикоммунист питает слабость к Кубе. Даже я.
— Но, Януш, ты не был антикоммунистом. Или был?
— Не сразу. Я был членом партии.
— А потом?
Циммер ничего не ответил.
— Я всегда был католиком, — сказал Лукас. — Веровал. Во все веровал.
— Это же хорошо, нет?
— Не знаю, — ответил Лукас. — Ты думаешь, это хорошо? Веровать?
— Зависит от того, во что веруешь, не считаешь?
— Какой ты зануда, Циммер. Я пытаюсь говорить философски. А ты все со своим здравым смыслом.
— Знаешь, — сказал Циммер, — я родился в Польше, где верования насаждались танками и виселицами, газом и дубинками. Так что я разборчив в вопросе веры.
— Разумно.
— Ладно, давай так, — сказал Циммер, вставая. — Ты держи меня в курсе насчет синдрома, а я буду держать тебя в курсе насчет сектора.
15
Совсем молодая, невозмутимая и прелестная Сильвия Чин была сотрудницей американского консульства в Западном Иерусалиме. Американских консульств в городе было два, и, насколько было известно журналистам, их ближневосточная политика резко различалась. То, что находилось на улице Саладина в здании, когда-то принадлежавшем Иорданскому Королевству, ежедневно имело дело с палестинцами и считалось произраильским. Второе, в центре города, в Еврейском квартале, якобы благоволило палестинцам.
146
Разветвленная сеть тоннелей, начинавшаяся у деревни Ку-Чи в окрестностях Сайгона и простиравшаяся приблизительно на 200 км, от Сайгона до границ с Камбоджей, сооруженная южновьетнамскими партизанами для борьбы с американской армией.
147
Мобуту Сесе Секо (1930–1997) — с 1965 г. президент Республики Заир (до 1971 г. и после 1997 г., после бегства Мобуту из страны, — Демократическая Республика Конго), диктатор, пришедший к власти в Результате государственного переворота.