Я смотрю на неё и не могу пошевелиться, понимая, что тоже стал одной из причин её грусти. Она права — её жизнь в данный момент хреновая, но от всего есть средство, и я, как ни странно, чувствую необходимость ей помочь. Я ласкаю её лицо, а затем нежно целую. Не хочу спрашивать себя, почему я это делаю. Я решил, — в ближайшие дни тоже отпущу себя и перестану просчитывать каждый шаг.
— Прости, я не хотел заставлять тебя плакать, — шепчу ей в губы и снова целую, — давай начнём сначала, давай притворимся, что всё хорошо, окей?
Она кивает, пробормотав «спасибо».
Я продолжаю гладить её лицо большими пальцами, позволяя себе минуту полюбоваться глазами Бланки: в них есть что-то чарующее.
Она накрывает ладонью мою руку и начинает гладить вверх и вниз. Делает это с такой нежностью, что даже я, скептик и холодный человек, чувствую её теплоту.
Я неловко отдёргиваю от неё руки.
«Разве между нами не возникает эта странная… Я даже не знаю, как назвать, гармония»?
Завожу двигатель и встраиваюсь в движение в замешательстве, я никогда не хотел бы оказаться где-то ещё, как в этом моменте.
«Что ты делаешь со мной, Бланка?»
— Как думаешь, купаться ещё рано? — спрашивает она, пытаясь разрядить атмосферу.
— Стоит жара, если хочешь, тебе никто не запрещает, — я чувствую на себе её пристальный взгляд. Но если раньше я возбуждался от мысли, что женщина так настойчиво смотрит на меня, то теперь меня это смущает.
— Могу я что-нибудь узнать о тебе?
«Проклятие! Ты просто так не сдашься, да?»
— Что ты хочешь узнать?
— Кто ты на самом деле, Дамиан Монтеро?
Её вопрос меня удивляет. Припарковав машину перед океаном, я не могу устоять перед искушением взглянуть на неё.
— Я такой, каким ты меня видишь, не умею притворяться.
«Это правда».
Она прикусывает щёку изнутри и нервно теребит пальцы.
— Ты настоящий, но также и лицемерный, — нерешительно говорит она.
— Лицемер? — спрашиваю я, нахмурившись.
— Ты уверен, что имеешь иммунитет к чувствам, но это не так. Вместо того чтобы убеждать себя, что за пределами твоих шаблонов ничего не существует, тебе следует исследовать в своём сознании те места, которые тебя пугают. Я знаю, о чём говорю. Я очень хорошо знаю такое поведение, — она делает паузу, оценивая мою реакцию, а затем продолжает, — тебе это покажется абсурдным, и ты наверняка найдёшь много оправданий, чтобы доказать обратное, но мы с тобой похожи больше, чем думаешь.
Меня накрывает пустота, за которой следует гнев на её слова, и я избегаю ответа. «Глупая девчонка, она просто ни хрена не знает!»
Она даже не может представить, через что мне пришлось пройти, не знает, что если я сегодня такой, то только потому, что жизнь отняла у меня слишком много, оставляя без всяческой надежды.
Я выхожу из машины и успокаиваюсь, глядя на океан.
Воспоминания, будь они прокляты, уже стоят готовые ожить, готовые снова мучить меня до конца моих дней.
Двадцать восемь лет назад.
У меня урчит в животе и болит рука. Я забился в угол пустой кладовки, где сижу взаперти уже несколько часов. Сюда меня притащил бородатый мужчина, застреливший маму и сестру.
Никто не придёт, чтобы спасти меня. Единственные люди, которых я любил, ушли. Они погибли по вине отца. Он виноват, потому что восстал против плохих людей.
Уверен, я тоже умру. В ушах без остановки продолжают звучать крики матери и отчаянные вопли Феличитас, и я затыкаю уши, надеясь, что всё закончится.
Я поступил как трус. Ничего не сделал, чтобы их спасти. Ведь я мужчина в доме, должен был защитить, а вместо этого я смотрел, как их убивают.
Я заслуживаю смерти, как они.
— Вот наш Escorpio (Скорпион), — произносит мужской голос, входя в кладовку.
Я испуганно поднимаю взгляд, пока мужчина подходит ближе.
Почему он назвал меня скорпионом?
— Если хочешь остаться в живых, ты должен сделать всё, что от тебя потребуют, — он поднимает мой подбородок, — я ясно выражаюсь?
Я киваю.
— Ты выплатишь долг своего отца. Этот ублюдок не только залез не в ту постель, hijo de puta (уёбок), но и украл всю выручку от доставки. Ты хоть представляешь, как тебе повезло, что ты ещё жив?