Бланка вздыхает. Её веки отяжелели от желания.
— Y al final me encontraras (И, в конце концов, ты найдёшь меня).
Желание быть внутри неё неудержимо.
— Ты сказала, что я мудак. Сказала это снова. А ты знаешь, что мне не нравится, когда ты так говоришь, — шепчу ей в лицо, пока моя рука опускается между её бёдер и находит готовой принять меня. Глубоко вздыхаю, потому что сдерживаться нелегко, но я хочу.
— Дамиан, сейчас! — умоляет она.
Я провоцирую её, скользя пальцами по влажному лону.
— Я знаю, милая, — мне тоже не терпится погрузиться в неё, но для меня есть только одна вещь, которая превосходит страсть, и это месть. Даже если в данном случае это просто небольшая отместка. Я перестаю прикасаться к ней и оставляю с затруднённым дыханием прямо на самом интересном месте, наслаждаясь растерянным выражением лица Бланки.
— С годовщиной, Бабочка, — улыбаюсь я, целуя в губы.
— Что ты делаешь?
Я облизываю палец, смакуя её вкус, а затем разворачиваюсь.
— Ухожу.
— Ты шутишь? Дамиан Монтеро, немедленно вернись! — визжит она, но довольный, я продолжаю идти к своему кабинету.
— Ты мудак!
Я едва поворачиваюсь к ней, чтобы ответить:
— Знаю, но я люблю тебя.
«И это я».
Конец
Сцены Бонус
Лара
Тринадцать лет назад
Дядя Цезарь только что купил мне новое платье! Оно мне безумно нравится, только такое тесное, что молния едва закрывается. Кажется, моя грудь увеличилась вдвое, я наконец-то выгляжу как женщина.
Тётя Палома, увидев меня, выпучила глаза. Да, дорогая тётя, хотя твоей Ларе всего четырнадцать, она определённо красивее всех девушек, которые работают на тебя.
Я люблю «Paraíso», время там будто остановилось в золотые годы. Подмигивая, сверкают хрустальные люстры, а огромные красивые зеркала занимают все стены, отражая сидящих за столами гостей и умножая их образ, создавая праздничную толпу. Барная стойка сделана из тёмного дерева, инкрустированного арабесками позолоченной бронзы. Дядя Цезарь тратит много времени, чтобы отполировать её так, что клиенты могут увидеть в ней своё отражение. А бархат, боже мой… бархат повсюду! Драпировки, шторы, кресла такие гладкие и мягкие, я люблю ощущать их кожей, когда сижу и смотрю репетиции балета.
Тётя называет «Paraíso» «моим маленьким Folies Bergère», но на самом деле он чуть больше бара. (Прим. пер: «Фоли-Бержер» — знаменитое варьете и кабаре в Париже).
Девушкам нравится здесь работать, они считают, что в мире нет более элегантного места. Бедные девочки, они никогда не высовывали носа за пределы Кубы, очевидно, что для них это настоящий шик. Для меня всё по-другому. Я не собираюсь здесь торчать и трястись полуголой, ради нескольких песо. Я стану настоящей танцовщицей и выступлю в Лас-Вегасе.
Каждый вечер во время первого шоу я пробираюсь за кулисы и пытаюсь выучить у тёти Паломы движения. Эта женщина настолько чувственна, что гипнотизирует, но она не так красива, как я. Я стану настоящей звездой, как Дита фон Тиз; мне обещал дядя Цезарь. Он также сказал, что я должна научиться владеть «своей магией». «Женщины сильны», — всегда говорит он, — «чем лучше научишься доставлять мужчине удовольствие, тем больше получишь взамен. Чем сильнее тебя желают, тем важнее ты будешь». Только он по-настоящему понимает меня, и только он считает, что мои амбиции — не просто прихоть маленькой глупой девчонки. Теперь он попросил меня выйти с ним на сцену, чтобы показать, как я умею танцевать… Я на взводе.
Я в тёмной комнате, с завязанными глазами и привязанными к изголовью кровати руками. Ничего не вижу вокруг себя, только тьма. При каждом малейшем звуке моё сердце пропускает удар.
Это не страх, а возбуждение. Веселье вот-вот начнётся. Я взяла карточку, лежащую на игровом столе под моей фигуркой, и следую инструкциям. Каждый участник может решить, как играть, сегодня я выбрала вслепую.
Я разделась, и Тамара, одна из девушек клуба, связала меня. Я люблю неизвестность, риск. Чувствую, как в венах бурлит адреналин, потому что скоро меня жёстко возьмут и я не знаю кто. С тех пор как некий Дамиан стал часто посещать клуб, вечера приобрели насыщенность, жаль, что в последнее время он редко появляется.