— Если я попрошу маму, она, знаю, скажет: «Поделом ему». А если я очень-очень попрошу, может, и отпустит. Подожди, лежи спокойно.
— Отвяжи, мам, — просит Люба. — Бобику скучно на цепи.
— Привыкнет.
— Но он плачет.
— Поделом ему. Ты тоже иногда плачешь… Поплачешь да перестанешь.
— Он больше не будет.
Бобик прыгал, гремел цепью, и пока она вместе с матерью не скрылась за домом в саду, не спускал с нее глаз.
— Мам, давай Дамку вместо Бобки привяжем. Все равно старая, бегать не хочет.
— Дамка по чужим дворам не летает.
— Если Дамку привяжем, Бобик тогда со двора не побежит, ему будет жалко свою маму.
— Да, так и пожалеет. Ты много меня жалеешь!
— Мам, ну только на час… — Любушка начинает хныкать. — Бобка так обрадуется… Я ведь ему пообещала, подумает, что я наврала.
— Ничего он не понимает, он не умеет думать. Его к цепи надо приучать.
Любушка поспешила к Бобику. Почувствовав себя свободным, он лизнул Любушке руку, запрыгал и — только его и видели, на меня и не оглянулся. Ладно, думаю, ради тебя согласна сидеть на цепи, лишь бы ты стал хорошей собакой.
11
Утром прибежал Виталька.
— У Андрюшки карантин, — сказала мать. — Пусть зубрит математику.
— Сегодня выходной! — воскликнул удивленный Виталька.
— У лодыря каждый день выходной.
— Он же наш звеньевой.
— Давно пора выгнать. Без конца двойки по математике получает!
— Да у нас у всех бывают. Это же нечаянно. В то воскресенье приехали ребята из третьей бригады, из Савино, — футболисты — мы им забили 1:3. По одному вкатили. Я, Андрюшка и Нина.
— И сестру свою впутал.
— Она лучше нас играет, — повеселел Андрюшка, подмигнув Витальке. — Завтра приходите на поле — увидите… Ну я пойду. Сейчас самое главное — вовремя посеять. Сами знаете: весна в разгаре.
Мать, бывает, напустится — спасенья нет, но тут же отойдет, говорит обычным голосом. Андрюшка тоже, наверное, это заметил. Но сейчас она сердито сказала Витальке:
— Весна не для всех красна. Иди, дружок, и не появляйся у нас, пока ваш звеньевой не наладит учебу. Хватит лоботрясничать, остался месяц учебы, закончите, потом и пинайте свой футбол.
Но Виталька совсем не торопился уходить. Знаю почему! Как только моя хозяйка начнет пирожки печь — он тут как тут. Дверь летней кухни открыта, и Виталька, конечно, видел, как тетя Катя клала пирожки на сковородку. Такой вкусный запах шел из кухни, что Виталька ни за что не хотел уходить. О, пирожки — нет ничего вкусней! И когда хозяйка кинет пирожок — как трудно ждать, пока он остынет. «Подожди, язык обожжешь!» Ладно, обожду! На всю деревню идет прекрасный запах. И все знают, что тетя Катя жарит пирожки. И любой человек приди — всех угостит! Будто снова день рождения Любушки!..
— Подожди, — сказала тетя Катя Витальке. — Вот возьми себе и Нине.
— У вас самые вкусные пирожки, в деревне никто таких не печет, — подлизывается Виталька. У нас какие-то не такие.
— Чужие всегда вкусней.
Ох, Виталька, хитрый, наверное, еще выманить хочешь? Ладно уж, уходи скорей! А то вдруг мне забудут дать пирожок!
Интересно, Виталька, помнишь ли тот случай?
Это было в день рождения Любушки. Я сидела под столом. А ты зачем-то положил в карман брюк два пирожка. Я, как заворчу, и ткнула носом в горячий карман, а ты, как закричишь, и скорей вытащил пирожки и бросил на стол. А ребята рассмеялись, а твоя сестра больше всех хохотала: «Ага, прожег себя! Зачем спрятал, скажи, зачем?» А ты скорей сунул мне пирожок: «Возьми, Дамка! Хотел потихоньку тебе дать». Конечно, я бы, может, еще съела, если бы кто другой протянул мне пирожок, а от Витальки не возьму. Дает пирожок, а сам готов пнуть меня: «Бери, для тебя старался». А ребята смеются, и Любушка поняла, что он своровал пирожки. Хотел сделать запас, как и мы, собаки, делаем — в землю закапываем. Мне тоже стало смешно, говорю Витальке: «Ладно, закопай в землю, а мы с Бобиком посмотрим, как будешь выкапывать и есть».
Почему Виталька не уходит? Чую, хочет уговорить тетю Катю, чтобы отпустила Андрюшу. Значит, есть все же и в Витальке что-то хорошее. Если он нашего Андрюшу любит, значит — не совсем пропал.
— Вы вот не были на собрании, — сказал Виталька. — Пенсионеров просили помочь. Андрюша пообещал, что наше звено тоже обязательно поможет. А председатель, знаете, что сказал? Если все школьники помогут — за четыре дня отсеемся…
— Слышала, — ответила тетя Катя, — и повела Витальку за плечи к калитке. — Андрюше самому помощь нужна, куда уж ему колхозу помогать. Это еще председатель не знает, а то он из-за Андрюшки все звено бы не подпустил близко к технике да семенам…
Виталька, наконец, вышел за ограду и, когда хозяйка отвернулась, сделал какой-то знак, Андрюшка тоже махнул рукой. Любушка, игравшая с Муркой, зашептала брату:
— Ладно, учи математику, а я пойду с твоим звеном, ладно?
— Сиди, помощница, — сердито сказал Андрюшка и ушел в дом.
— Дамка, пойдем со мной, — тихо позвала девочка, поглядывая на мать, а мне никак не хотелось уходить. Неужели Любушка не чуяла залах пирожков?
— Подождем немного, хозяйка обязательно даст нам пирожок.
Разве поймет! Я металась то к кухне, то к Любушке. Она шла к калитке потихоньку, чтобы мать не заметила и не спросила: куда?
— Поешь свеженьких пирожков, тогда иди, — сказала мать.
— Неохота сейчас.
Я запрыгала перед Любушкой: возьми, сама съешь, и мне дашь, и Бобику. Слышишь, как скулит, ему так хочется пирожка.
— Не визжи, я тоже хочу скорей пойти, но придется съесть два пирожка, иначе мама не пустит.
Любушка незаметно от матери кинула пирожок Бобику, а мне лишь половину. Такую маленькую, что я и не заметила, как проглотила. Хоть знаю, люди не любят надоедливых, ничего не могу поделать: прыгаю и прыгаю перед Любушкой. Она дала еще два кончика от пирожка, в них хоть и мало мяса, но все равно вкусно.
Мы вышли за калитку. Мать дала Любушке и с собой пирожков.
— Если пойдешь, Дамка, со мной, еще угощу. Скучно одной.
Глупая девочка. Я с тобой и без пирожков хоть куда пойду.
— Нынче сена не будет, а коз и корову одной соломой не прокормишь, — говорила Любушка. — Зима плохая была, бесснежная, ты же помнишь… Оказывается, когда много снега — лучше.
Кому-кому, а нам собакам досталась зима — век не забуду!
Мы подошли к краю леса и пошли вдоль опушки.
Андрюшка хороший, только вредный, никуда меня не берет… А я вот вместо него приду в звено, мне тоже дадут работу. Не веришь, Дамка?
Я тебе всегда верю.
— Подожди, может кто из звена проголодался. А тебе, придем домой, жареной картошки и пирожков дам. А эти побережем, ладно?
— Я бы совсем забыла про них, если бы не пахли…
— Устала. Теперь близко. Во-он, на краю поля машина… Слышишь, трактора урчат?
И тут я увидела под кустом… Тимку! Худенький, обшарпанный, он грыз кость, зажав ее лапами.
— Смотри-ка! — удивилась Любушка. — Неужели Тим? — Любушка протянула ему пирожок. Он навострил уши, готовый удрать. — На-на, Тимошка! Поешь, миленький!
Он как подскочет и… смотрит на нас затравлено.
— Не бойся, возьми, — Любушка шагнула и бросила пирожок. Тимка взметнулся и кинулся бежать.
— Тим, родненький, вернись! — кричала Любушка. А я уже бежала за ним и лаяла. Он уносился визжа, словно его били.
Где он шатается, бедный? Видно, досталось ему. Уже не верит даже Любушке! Конечно, есть ребята, которые почему-то кидают в собак камни, палки, пинают, гоняются и, главное, подло поступают: подзывают — идешь, ластишься, а тебя ни с того ни с сего — пинком. Повизжишь, а как пожалуешься хозяину?
— Может, спутали с другой собакой, — сказала Любушка. — Уж от нас с тобой Тимка не побежал бы.
Мы подошли к машине с зерном. У Витальки в руках блестящая штучка была. Ребята по очереди надавливали ее.