Брумха нахмурился.
— Ты колдун! — сказал он. — За рекой живёт колдун.
— Нет. Какой же я колдун? Разве колдун станет замерзать? И вообще, колдуны не живут в землянках, колдуны всемогущи.
— Не знаю, — недоверчиво покачал головой охотник. — За рекой живет колдун. Много зим.
— Нет там никакого колдуна. Там жил я — совсем не колдун, как видишь. Я чуть не умер. Разве я похож на него?
— Да, — нехотя согласился Брумхах. — На колдуна ты непохож. Ты похож на бродягу. А колдуна никто никогда не видел, зато он по ночам насылает своих слуг — черных воинов. Черные воины рыскают по земле в поисках добычи, и, увидев её, насылают жуткую хворь — человек умирает в страшных муках. Ты встречал черных воинов?
Иван счел благоразумным отрицательно покачать головой.
— И то правда — если бы ты их встретил, то мы бы не встретились, — заключил охотник успокоившись.
Перед тем как отравиться спать, Брумха сообщил, что намерен отвести его в своё село, на суд старейшин, ибо встреча с чужаком в горах — из ряда вон выходящее событие. Ведь если он не колдун, то кто?
Иван улегся. От дыма потолок пещеры закоптился, по нему текли тонкие струйки воды и срывались вниз, со звонким стуком, от которого раскатывалось таинственное эхо.
На следующий день оба — охотник и отшельник — отправились в путь. Брумха захватил мешок с мясом, потроха оставил. Шли горными тропами (во всяком случае, так говорил охотник), хотя ни одной тропы Иван нигде не заметил; в долину почти не спускались. Два дня прошли как во сне: изнуряющая дорога, неотступный холод, да заметно увеличившаяся поклажа — охотник подстрелил еще двух баранов. Одну ночь они провели в пещере, вторую на вершине горы, меж двух выступов, похожих на ладони, заботливо прикрывших нечто драгоценное. В эту ночь они почти не заснули из-за страшного холода и сильного снегопада.
Брумха беспокоился. Он говорил, что надвигаются морозы, а идти еще как минимум сутки. К счастью, третий день выдался относительно теплым, чем и охотник воспользовался, до сумерек топая по крутым и непредсказуемым, из-за снега, скрывавшего все опасности, горным склонам. Иван так измучился, что почти не помнил наступившей ночи.
А утром Брумха сообщил ему две новости. Первая — хорошая: вечером будем в родном селе, если погода не подведет. А вот вторая — не очень: черные воины прошли совсем рядом с тем местом, где они заночевали. И впередиидущий имел сильное сходство…
Охотник долго не успокаивался и хотел убить Ивана, но передумал. Связал отшельнику руки, толкнул перед собой и впредь держал под прицелом копья.
Снова отправились в путь. Охотник взвалил на спину отшельнику обе сумки с бараниной. Связанные руки, тяжелая поклажа и враждебность вмиг утратившего всякую благожелательность охотника мало способствовали пути. Приходилось смотреть в оба, чтобы не сорваться в пропасть. Под конец дня отшельник чудовищно вымотался. Проголодался. Мучила жажда. А также мысль о том, как просто, оказывается, заставить себя ненавидеть.
Кажется, Иван и сам начинал себя корить за столь опрометчивый поход. Его путь только начался, а он уже успел чуть не замерзнуть насмерть в пургу и перепугать суеверного дикаря, усмотревшего сходство неведомого призрака со случайно встреченным им колдуном из-за реки.
Смешно.
Так они и пришли в селение охотника. Оно находилось на вершине невысокой горы. Вершина чем-то напоминала чашу. Туда вела предательски осыпающаяся скользкая дорога. Два десятка ветхих хижин, в которых жили одни старики (Брумха, оказывается, был самым молодым), окружали крошечный майдан; в его центре треугольником свалили брёвна. Ни женщин, ни детей, ни молодёжи. Иван так поразился, обнаружив вместо многолюдного племени десять немощных старцев, что невольно рассмеялся и сразу же получил чувствительный укол копьем вбок.
Старцы устроили Ивану допрос. Отшельник честно рассказал обо всем, что знал и помнил, умолчав о некоторых моментах, что смущали его самого. Выслушав, старцы удалились на совещание. Спустя полчаса они окружили Ивана, сидевшего на бревне, воздели руки к небу, хором прокричали нечто вроде молитвы, а, может, и заклинания, или же проклятья, затем кто-то ударил его по голове.
Иван упал без чувств.
Умри!
Когда Иван открыл глаза, то обнаружил себя в пропахшей нечистотами яме. Она была прикрыта связкой бревен, сквозь которую едва пробивался солнечный свет.
Стоило Ивану приподняться, чтобы получше исследовать место заточения, как подкатила тошнота и он повалился на спину. Сильно болел затылок, видно Брумха — а то, что ударил именно он, отшельник нисколько не сомневался, — приложился как следует.