— Еще есть вопросы?
— Нет, владыка, — хрипя и откашливаясь, выдавил из себя Мирту.
— Веди.
Уже поздней ночью они набрели на хижину. Тынгет видела во тьме словно кошка. Или лиса.
— Осторожней, не упадите, — сказала она. Ломкие полусгнившие стволы разъезжались в стороны. Лив и сама едва не шлепнулась, а ведь пришлось еще вести за руку Живоря.
Паренек постоянно всхлипывал, размазывая сопли по лицу. Как-то внезапно он превратился из малолетнего безмозглого садиста в безмозглого же нытика. У него осталось только это и больше ничего.
Тынгет отнеслась к пацану с безразличием. А Лив упрямо тащила за собой. «Прям как мамаша какая, — думала Лив с тупой раздражительностью. — Я буду ведь мучится с этим выродком вопреки себе же. Ну что же за дурная я баба! Ну почему? Почему я тащу его с собой?»
— Брось его, — равнодушно сказала тогда, на привале, Тынгет. — Он отработанный. Его не вернешь.
— В каком смысле? — чувствуя, как внутри нее закипает гнев, спросила Лив.
— Он все равно умрет. К нему не вернется разум. Если только не произойдет чудо.
— Неужели в нем не осталось вообще ничего?
— Какие-то крохи остались. Если бы… не тот человек, Червь.
— А что он?
— Он поднял бурю, которая выжгла всех рабов.
— Тех, у кого были синие глаза?
— Да.
— А почему у тебя не изменился цвет?
Тынгет улыбнулась и еще пара засохших кусочков грязи отлепилось от лица. В свете костра ее глаза горели необычайной синевой.
— Это мой естественный цвет.
— Цвет… лисы?
— Нет. Цвет человека.
— Но…
— Я не хочу об этом говорить.
— Хорошо.
Воцарилось молчание. Живорь всхлипывал, прижимаясь к Лив.
— Я не брошу его, — упрямо повторила Лив.
— А камень зачем? — спросила Тынгет.
Лив сразу съежилась. Едва увидев ненавистного пацана, она схватила камень.
— Ты хотела его убить.
— Это ты виновата, сука дикая! — взорвалась Лив. — Ты и твой проклятый идол!
Тынгет несколько секунд смотрела на них, потом ушла. Она долго бродила меж кустов, танцуя.
Избушка была необитаема. Покрыта вековой пылью, пришло на ум Лив.
— Надо набрать дров, — сказала Тынгет, взяв в углу чугунок и поставив его в центре. Прямо над ним в крыше имелось отверстие. — Ночь будет холодной.
И когда они грелись, прихлебывая воду из родника, которую набрали в кувшинчик, валявшийся под столом, Живорь вдруг, завороженно глядя на огонь, улыбнулся.
— Огонь, — пробормотал он. Или ей послышалось. Тынгет сидела в углу, обхватив колени руками. Синие глаза светились, отражаясь от маленького и уютного огня в чугунке.
— А ты говоришь, Живорь отработан, — сказала Лив. — Какой же ты чумазый, — добавила она, пригладив спутанные волосы.
— Огонь, — повторил он, посмотрев на Лив и смахнув соплю.
Тынгет молчала. Кажется, она замечталась. Почти вся грязь сошла с лица. Лив впервые более-менее разглядела ведьму и поразилась.
В Тынгет было что-то неземное. Красота ее, не скрываемая даже тонким слоем пыли, завораживала, увлекала. Потрясала. Глядя на нее, Лив пыталась подобрать слова, но не находила их. В ведьме волшебным образом переплелись звериные и человеческие черты, родив лик, который притягивал взор так, что от него трудно было оторваться.
— Тынгет… — ошеломленно прошептала Лив.
— Огонь… — сказал, разинув рот, Живорь.
Ведьма вздрогнула, метнула на них полный ужаса взгляд, закрыла лицо руками, и опрометью выбежала из хижины. Хлопнула покосившаяся дверь.
— Тынгет! Постой!
Лив побежала за ней.
— Тынгет!
Стоя на коленях у воды, ведьма спешно размазывала грязь по лицу. Лив с Живорем, держась за руки, подошли к ней.
— Тынгет! — Рука Лив замерла у ее плеча.
— Уйдите!
— Ты плачешь?
— Уйдите, прошу.
Ярко светила луна. Тынгет глядела на свое перемазанное отражение. С лица в воду капала жидкая грязь.
— Тынгет? — произнесла Лив и обняла ее. К ним присоединился и Живорь. — Не бойся меня, Тынгет…
Так они и сидели, обнявшись. И болото дышало и перерождалось, даруя им такое зыбкое, неуловимое и исчезающее ощущение свободы.