Ивана охватил гнев.
— Нет, — твердо ответил он, выпрямляясь.
— Ты будешь это есть. Брумха!
— Слушаю, мудрейший?
— Держи наглеца. Сейчас мы это затолкаем в его глотку.
Недолго думая, Иван бросился бежать. Мысль о том что он должен съесть своего товарища по несчастью, была невыносима.
Но далеко убежать отшельник не смог — охотник прицельно метнул камень беглецу в спину, сбив его с ног. Вождь, не спеша, с достоинством подошел к попятившемуся отшельнику.
— Ты раб до само́й смерти, — сказал он. — Пойми это и смирись. Хватит крутиться, будь мужчиной. Брумха.
Охотник рывком поднял Ивана на ноги.
— Может сам? — Вождь по-прежнему протягивал ему чашу. — Не заставляй нас применять силу. Ну?
Но Иван был неумолим. Лучше смерть. Он так разъярился, что глаза застигла пелена. Он плохо понимал, что с ним происходит.
— Нет, — повторил отшельник и выбил чашу из рук изумленного вождя. Далее, не понимая, что делает, обхватил ладонями лицо «мудрейшего» и, взглянув ему в глаза, тихо, зловеще, произнес: — Умри!
Страшный вопль прорезал тишину гор. Вождь, пятясь, повернул лицо к сородичам, показав жуткие рубцы на щеках. Обожженная кожа шипела, кровь, пузырясь, стекала на грудь. На глазах у всех лицо вождя почернело, глаза с неприятным треском лопнули, распространился запах паленых волос и, наконец, вождь рухнул замертво.
Затем Иван, или то, что всё это время таилось внутри его, обратил взор на Брумху. Охотник в отчаянии замахал руками шепча:
— Не надо. Не убивай меня. Я буду…
— Умри, — также спокойно повторил Иван и вытянул в его направлении руки — они источали голубой свет. — Умри!
И Брумха точно взорвался изнутри. Он разлетелся на множество мельчайших осколков, обдав всех и всё собственной кровью и кусками плоти.
А Иван медленно сел на землю и глубоко вздохнул.
А затем потерял сознание.
Рех
Иван бежал по лугу, чудесному заливному лугу, сшибая высокую траву, крича, ликуя. Ветер хлестал в лицо.
Миг — и он ощутил невесомость. Вздрогнул, но потом словно что-то подтолкнуло его — и он взлетел!
Невидимые ступеньки. Лестница из воздуха — Иван оттолкнулся легко, воспарил, приземлился на следующую.
За несколько невероятных, потрясающих, волшебных минут Иван поднялся чуть ли не до облаков. Голова кружилась. Весь мир — леса, поля, реки, горы — лежал у ног.
Иван руками разгонял облака, смех клокотал в горле, смех буквально рвал грудь, наполняя всё тело — каждую клетку — осознанием всемогущества.
Но затем, также внезапно, Иван понял, что находится на невероятной высоте, куда вряд ли могли подняться даже птицы. Он взмахнул руками, удерживая равновесие, и моля о том, чтобы магическая лестница не разбилась.
Но она разбилась. Иван падал. Всё потемнело вокруг, ветер засвистел в ушах, лестница превратилась в щепки, ветви, мусор, пыль. Он тщетно хватался за любую мелочь, но продолжал падать, падать, падать.
Всё глубже и глубже. Воздух становился горячее. Спустя минуту ветер уже обжигал.
Иван проваливался в огненную бездну.
Иван проснулся в темноте, нарушаемой лишь пламенем в очаге. С минуту он непонимающе разглядывал нехитрую обстановку в помещении, где лежал на жестких свалявшихся шкурах, постеленных прямо на земле. Заметив старика, сжавшегося в углу, севшим голосом попросил:
— Пить.
Старик дрожащей рукой подал деревянную кружку. Иван заметил, что он напуган. Утолив жажду, Иван чуть не выронил кружку — настолько был слаб.
— Где я? — спросил он, обессиленно откинувшись на шкуры. — Что со мной?
Старик молчал.
— Как я сюда попал?
— Вы… вы забыли? — запинаясь, поинтересовался старик.
— Забыл?.. — глухо повторил Иван и внезапно всё вспомнил. Пургу, во время которой он чуть не замерз насмерть; дикаря, спасшего его, как оказалось, только для того, чтобы сделать рабом; хмурого вождя с бледным татуированным лицом, и…
Их страшную смерть.
Последнее воспоминание ошеломило, ужаснуло. Захотелось убежать отсюда подальше, но куда? От кого бежать?
— Как мог я… сохраниться? — сдавленно выдавил Иван.
Старик завозился, что-то забормотал. Иван посмотрелна него. На лице, покрытом встопорщенной бородой грязно-седого цвета, читался страх.
— Не бойся, — попытался улыбнуться Иван, что у него, должно быть, плохо получилось. — Скажи лучше, как давно я здесь лежу?
— Дней шесть, господин, — с готовностью ответил старик. И торопливо добавил: — Олле был плохой человек. Все мы знали об этом. Олле был очень плохой человек. Все мы…