Баит с трудом оттащил отшельника от поверженного врага.
— Хватит, — сказал он. — Всё, хватит. Бежим.
Иван побрел за шаманом, но обронил торбу и топор. Опустился на колени и стал шарить в поисках упавших предметов. Потом его стошнило. Он выблевал всё до желчи. Но топор все же отыскал.
Нестерпимо болела голова. И светились руки — слабо-слабо.
Потом они бежали, бежали, поддерживая друг друга.
В какой-то момент Баит остановился, вцепившись спутнику в рукав. Он указывал вперед, но Иван увидел лишь темневшую вдали фигуру. Это человек? Или ему показалось и это просто куст?
Мелькнула тень. Беглецы закружились, пытаясь понять, что происходит. Шаман выставил перед собой палку, шепча какие-то заклятия; отшельник стискивал рукоять топора, напряженно всматриваясь в ночной полумрак.
Оглушительно захлопал плащ, и в нескольких шагах перед ними материализовалась фигура человека, закутанного в плащ с глубоким капюшоном. Человек поднял руку, и беглецы ощутили, как кто-то невидимый сжимает им горло.
Они упали, мучительно хватая ртом воздух. «Ну! — в отчаянии подумал Иван. — Я должен спастись!» Посмотрел на руки. Свечения не было. Или ему показалось? Он уже плохо видел, плохо соображал.
Он падал. Падал.
Какой-то человек кружится, точно раненный зверь, загребая руками снег. Как странно, ведь это он и есть. Что он делает?
Он всё глядел на расплывчатое пятно на бледном снегу, и слушал свои же вопли с презрением. Его разбирал смех. Глупец.
Ты глупец, человек!
Лица коснулось дыхание пламени. Пламя подчинялось его воле, следовало движению его ладоней. А дальше отшельник без сил упал на спину и увидел висящий над землей огненный шар. Следом раздался вопль, или, скорее, рев. Нечеловеческий. Как будто что-то рвется. С неистовым напряжением. До боли в ушах. Иван оторопело смотрел на ревущий огонь, охвативший деревянное перекрестье.
Как только перекрестье (где он это видел?) сгорело, Ивана тут же скрутила судорога. Он потерял сознание.
Придя в себя, отшельник обнаружил Баита — шаман тихо говорил, точно боясь разбудить:
— Ты слышишь меня, Иван? Ты понимаешь, что я говорю?
— Да, — отозвался отшельник. — Что это было? Рех? Фантом?
— Не знаю.
— Что произошло?
— Потом расскажу. Бежим скорее.
Когда они достигли леса, Иван попросил шамана остановиться.
— Постой, подожди! — взмолился он, прислонившись к стволу дерева. Он плохо видел шамана, лишь неясные очертания, но ему показалось, что тот смотрит на него с неподдельным ужасом. Где-то далеко светила луна, еле выглядывая из-за горной цепи. — Подожди, — повторил он. — Устал, мочи нет. Ноги не держат. Знаю, он недалеко. Но…
— Что но?
— Немогу сказать почему, но… уверен, мы пересекли черту. Но при этом мы наткнулись на ловушку. Тот… идол, то перекрестье, что я спалил. Помнишь? Это была ловушка.
— Чья ловушка? Откуда ты знаешь?
— Не могу объяснить. Не знаю. Но это точно не рех. Рех остался позади. Скорее всего с ним покончено. Он превратится в сгусток магии. Обычной архаичной магии.
— А ловушка откуда?
— Скорее всего от того, кто послал сюда Олеарда.
— Эй, Беркут! — послышался позади них голос. — Беркут! Я к тебе обращаюсь!
Иван обернулся. За ручьем, протекающим вдоль леса, стоял призрак. Человек в рясе. С капюшоном.
— Ты победил, Беркут! Пока победил. Но мы еще встретимся. Запомни меня, Беркут! Я, камилл Рогволод, всегда держу слово!
Хижина в лесу
Они шли, утопая в сугробах, по заснеженному лесу, в угрюмом молчании. Шли сквозь внезапно поднявшуюся метель, задыхаясь от бьющего в лицо ветра, спотыкаясь о невидимые под слоем наметенного снега корни, сползая в овраги, выползая оттуда, коченея от пронизывающего холода. Чувствуя, как последние силы покидают их.
Давно наступил день, но он едва ли отличался от ночи.
Иванубыло плохо и это еще мягко сказано. Он с трудом различал сквозь завесу бури фигуру шамана, опиравшегося на длинную палку. Шаман то и дело оглядывался и, убедившись, что спутник следует за ним, безжалостно продолжал путь.
Чем дальше они брели неизвестно куда, тем сильнее Иван отдавался во власть апатии. Наплевать на дикую усталость, на одеревеневшие ноги, на замерзшие на лице сопли. Все сильней и сильней хотелось спать.
Заснуть. Прямо здесь, в этой проклятой глуши, в этом проклятом снегу, под этим вот деревом, под любым из сотен и тысяч деревьев.
— Эй! — крикнул Баит, и ударил его по щеке — точно тысяча крошечных иголочек коснулось лица. Очень приятное ощущение. — Очнись! Не спи! Еще чуть-чуть! Хижина! Вон там!