Иван долго брел по лесу, загребая ногами снег. Растрепанный, ошалевший, ничего не видя перед собой. Натыкаясь на деревья, падая. Хрипя и отплевываясь.
Или это ему казалось? И онтолько лишь стоял на месте?
Мгновение назад (или вечность?) перед ним разворачивался танец призраков. Беззвучная, захватывающая дух битва теней. Один за одним пали древние животные-обереги, чьи бесплотные тела рвали столь же бесплотные волканы. Кровь из ран неуловимо испарялась, не оставляя и следа. Он сомневался, видит это, или спит?
Иван долго брел по лесу, тяжело переставляя ноги в отсыревших сапогах, проламываясь через кусты. Снег таял на лице. Свинцовое небо царапали черные ветви, напоминавшие Ивану скрюченные пальцы какой-нибудь сказочной ведьмы.
Волканы неслышно следовали за ним.
— Не молчи! — закричал вдруг Иван, всколыхнув девственную тишину леса и обернулся. Эхо еще долго жило, постепенно затухая, а отшельник, прислушиваясь, думал, что голос-то не его, а кого-то другого. — Не молчи, прошу, не молчи… — добавил уже шепотом, прислонившись к стволу дерева. Он замерзал.
«К кому я обращаюсь? К этим тварям? Зачем они идут за мной?»
Безглазый был рядом, обдавая лицо горячим дыханием и облизывая окровавленную морду. Легкий, почти невесомый ветер сдувал с вожака крошечные хлопья дыма. Иван измученно подумал, на что же похож запах из пасти зверя?
Похож на пепел, на души тысяч сгоревших в огне глубин, неведомых глубин — запах древний, как само время.
Один взмах, услышал он. Одна мысль. Слово. Повелевай!
— Уйдите, — прошептал он, падая. — Исчезните. Дайте мне умереть…
Иван очнулся насквозь замерзший, ночью, посреди леса. Во тьме чащи горели огоньки. Дрожа, он двинулся в путь.
— Скоро рассвет, — бормотал он, стуча зубами. — Скоро рассвет.
Огоньки вспыхивали всё реже, удаляясь.
На краю опушки, под деревьями, притаился знакомый скит. Из снега торчали шесты. На каждом из них красовались белые, выветренные со временем черепа животных — волков, медведей, лис, козлов.
«Просто покосившиеся шесты, ничего более», — с некоторым облегчением подумал Иван. Дверь хижины занесло снегом. Отшельник непослушными коченеющими руками отгреб вход.
Внутри было стыло, пахло плесенью, шерстью и тихой пересушенной травой.
Иван стал торопливо закидывать дрова в печку. Потом долго и как-то мучительно искал кремень и огниво.
И вдруг вспомнил того, кого убил…
Где-то далеко, у безымянного ручья, заносило снегом окоченевшее тело старого шамана. Разъехавшиеся примитивные волокуши служили ему погребальным одром. Северный ветер пел скорбную песнь.
Аха, великий охотник, склонился над последним левдом, роняя слезы из хрустальных глаз.
когда поймёшь, что Охотник смотрит на тебя, проси…
«Завтра вернусь, — твердо решил Иван, разжигая огонь в печи. — Повторю обряд».
Негнущиеся пальцы приятно покалывало. Хотелось спать.
«Завтра».
Во мраке уходящей ночи
Когда Иван вернулся к дольмену, уже поздним вечером, опять бушевала пурга. Иван пал на колени, там, где они со стариком Баитом пару дней назад разожгли костер.
Тело шамана лежало позади. За ним тянулся заносимый снегом след от волокуш. По небу струились тяжелые неприветливые тучи, лишь усиливая бесконечное одиночество человека в этом диком краю.
— Я принес тебе твоего сына, Великий Охотник! — прокричал Иван, прикрываясь от ветра. — Возьми его и ответь на мои вопросы! Я знаю, что ты здесь! Скажи мне, кто я? Кто я?!
Вокруг озера чернел лес, но Ивану показалось, что тьма окружила его.
— Я умру здесь! — ревел он, глядя в бездну неба. — Не хочу быть, и не хотел быть! — слова его словно сливались с воем бури. — Я сдохну здесь! Или покажись! Скажи что-нибудь, скажи!!! Скажи… Кто я такой?..
Он подполз к шаману, схватил его за ворот шубы и потащил в дольмен. Положил на камень посередине. Бледный лик мертвеца, покрытый инеем, смотрел осуждающе.
Затем отшельник вынул нож и обнажил запястье.
— Довольно с меня, — тихо произнес он.
И в тот момент, когда ледяное лезвие коснулось его кожи, нож выпал из рук и Иван провалился в забытье.
— Смотри, Ансталлаи! — воскликнула она. — Это же баргу́тэ!
Процессия остановилась. Колыхнулось полотнище со знаком сущего, того, кто вечно прядет. Ансталлаи — высокий, величественный, в белых одеждах — посмотрел на небо. Следом обратили взоры ввысь остальные — призрачные в таких же белых накидках, в высоченных куполообразных деревянных колпаках посреди поросшей мелкой травой долины. Со всех сторон их окружали неприступные горы, роняющие со своих необъятных склонов мшистые валуны, что лежали всюду в беспорядке.