Двинулись дальше. К счастью, изматывавший их все последние дни моросящий дождь — мга, как говорил Капканщик, — прекратился. Поднялся холодный ветер, подсушивший землю и путники наконец-то оседлали коней.
Они миновали несколько брошенных деревень. От некоторых остались лишь напоминания в виде брошенных тут и там бревен и вросших в землю и опутанных растительностью плугов, телег, колес. В каждом из них они замечали чумазого мальчишку. Вскоре путь вывел на торфяное болото.
Дорога петляла между темных озер и одиноких деревьев. Ветер гнал серые тучи. Иногда на обочине, наполовину в воде, меж стеблей камыша и болотницы торчали кости и ребра животных. Так прошло часа два, пока впереди не показались какие-то хибары. Из труб вился дымок.
Поселение представляло собой кучку лачуг, ветшающих под напором безжалостного времени и неприветливой Ткемы. Посередине находилась, будто спящее чудище, уродливая, полуразвалившаяся печь для обжига. Рядом сваленные в кучу битые кирпичи, куски торфа, сгнившее сено, черепки от посуды. Из лачуг выглянули такие же чумазые люди, как и встретившийся им по пути мальчишка. Большей частью женщины, старики и дети. Все с ярко-синими глазами.
«Магия!»
В виски кольнуло острой болью, в глазах на мгновение помутнело. Видящая привычно глубоко вдохнула, адаптируясь к натиску чужеродной энергии. Но нет, ей не полегчало. Напор был слишком силен.
Здесь жил мощный архаит. Шаман или ведун. Дамнат? Уже обосновался? Нет, тут же отвергла мысль девушка. «Колдунья, ведьма», — почему-то показалось ей. Отчего-то в этой стихии, накатывающей беспорядочной хаотичной массой, почудилась женская природа.
У печи стоял, опираясь на посох, дед с благообразной седой бородой и кустистыми бровями, в черном до пят балахоне. За ним прятался, держась за штанину, тот самый пацан, следивший за ними.
Лив остановилась, спешилась.
— Что такое, Лив? — нахмурился Капканщик и по привычке потянулся за мечом.
— Тут очень много магии, — прошептала, кривясь от боли, Лив. — У меня аж висках застучало.
— Значит, он здесь… Он ведь здесь, Лив? Нет? Так и знал…
— Не сейчас, Капканщик. Дай мне собраться. Поговори с ними. И будь повежливей.
Дед — несмотря на плохое самочувствие, она успела назвать его Боровиком, — подошел, важно опираясь о посох.
— Кто такие? — поинтересовался он скрипучим голосом. — Зачем пожаловали? Живорь сказал, что вы убили крепчей Обатуры. Можно спросить: за что? С тем ли к нам пришли? Мы люди мирные…
Живорь все так же цеплялся за штанину Боровика и пускал сопли. По его выражению невозможно было понять, боится он или нет. Пустое, безэмоциональное лицо.
Капканщик осмотрелся, сплюнул, отхлебнул из фляги.
— Живорь — это вот этот прыщ, я правильно понял? — Капканщик кивнул на мальчишку.
— Да, уважаемый, правильно. Мой внук.
— Вот же проныра… А вас как зовут, почтенный?
— Мирту. В общине нашей меня все более Твердом кличут.
Капканщик взглянул на Лив. Девушка вынула из сумки флягу с самогоном из запасов Индро-трактирщика, выпила, поморщилась и прислонилась лбом к крупу коня.
— Так, Тверд, — протянул Капканщик. — Еще вопрос, с твоего позволения. Обатур — это одноглазый головорез из ближайшей крепости на северо-восток отсюда?
— Потому я и Тверд.
— Чего? Я не понял, ты о чем?
— Да то Твердь, крепостишка, кою вы упомянули только что. Когда-то я был ее комендантом.
— Так ты из полуденников… Вот оно что. Старик, ты понимаешь, кто мы?
— Уже понял. Вы из собирателей.
— Собиратели, надо же… — Капканщик опять посмотрел на Лив. Она понемногу приходила в себя. Незаметно их обступили селяне. Все смотрели так же как и Живорь — как безмозглые животные. — Не очень оригинально. Итак, Мирту, или Тверд, расскажи мне о — как их? — крепчах! И Обатуре.
Дед, казалось смутился.
— Разбойники оне, как же иначе.
— Вы как-то связаны?
— О нет! Вы что ж?
— Врешь, старый прохиндей! Я, конечно, не видящий, как моя спутница, но…
Мирту внезапно перекосило от ужаса.
— Оне… Оне — всевидящая? — пролепетал он.
Лив краем глаза успела заметить, как одна из баб стремглав помчалась прочь.
— Капканщик, не дай ей убежать! — крикнула она. Охотник не заставил себя ждать, пришпорил коня. Засвистел аркан и несчастная баба плюхнулась лицом в грязную жижу. Лив дрожащей рукой нашарила в сумке шкатулку. Мирту, выкрикнув что-то неразборчивое, взмахнул посохом. Селяне, словно марионетки, повинующиеся кукловоду, нехотя двинулись на нее.