— Совершенно верно, — согласилась Элли. — Именно такой он человек.
— Вот тебе еще один пример, — сказал Грофилд. — В старые времена, когда власть переходила из рук в руки, она принадлежала то боссу партийной машины, то реформаторской группе. Тридцать лет — машине, два года — реформаторам, потом опять тридцать лет — машине, и так далее. Но теперь это кончилось. В наши дни власть переходит от экономистов к общественным деятелям. Готов спорить, что твой парень пошел по стопам того человека, который ставит себе в заслугу устройство бюджета штата.
Она улыбнулась, хотя и неохотно.
— Опять верно. А следующие выборы проиграл человеку, который обещал сократить штатный налог. Ты просто угадал, или тебе доводилось жить в Пенсильвании?
— На политику мне плевать, где бы я ни жил. Она интересует меня только в самом общем смысле. Вернемся к нашей истории?
— Да. — Она снова улыбнулась, на этот раз устало, и сказала:
— Ты даже не знаешь, как мне не хочется об этом говорить. Но раз уж приходится… Ради Бога, Алан, никогда никому этого не передавай.
— Честное бойскаутское.
— Ладно. Вернемся к губернатору Харрисону. Он пробыл у власти всего один срок, а затем попытался превратить выдвижение «любимого сына штата» в настоящую президентскую номинацию. Из этого ничего не вышло, и многие партийные боссы не на шутку на него разозлились, поэтому, когда он попробовал выдвинуть свою кандидатуру в сенаторы от Пенсильвании, дело не дошло даже до номинации.
— Со многих что-то требуют, но мало кого выбирают.
Это замечание, которое Грофилд отпустил, просто чтобы заполнить молчание, похоже, заинтересовало Элли.
— Ты так думаешь? Возможно, ты и прав. Может, в этом-то все и дело?
— У меня такое чувство, — сказал он, чтобы вернуть беседу в прежнее русло, — что губернатор Люк Харрисон не готов отойти от дел и по-прежнему добивается какой-то общественной должности. Мэр Филадельфии?
— О нет. Он слишком горд для этого, он не пойдет на понижение.
— Поэтому он переключил свои интересы из области политики куда-то еще.
— Не совсем. За последние несколько лет он ничего особенного не сделал. Он заправлял благотворительными фондами, занимался какой-то работой по линии ЮНЕСКО, недолго проработал советником в Вашингтоне, не делал ничего такого, что отнимало бы все его время, чему он мог бы отдать все свои силы. Ничего основательного.
— Судя по описанию, это пороховая бочка, — сказал Грофилд.
Элли кивнула.
— Да. Которая вот-вот взорвется.
— Теперь перейдем к тебе.
— Погоди. В дело замешаны и другие люди. Сын губернатора Харрисона, Боб. Ему двадцать девять лет, и вот уже восьмой год он служит пресс-секретарем при генерале Позосе.
Это имя она произнесла так, будто ожидала, что Грофилду оно знакомо, но это, разумеется, было не так.
— Генерал Позос? Не имел удовольствия.
— О-о, ты наверняка о нем слышал. Он диктатор Герреро.
— Я потрясен. В который уже раз.
— В самом деле? Это страна в Центральной Америке. Ты что, никогда о ней не слышал?
— Если и слышал, то не помню. Но ничего, я верю тебе на слово. Генерал Позос — диктатор Герреро. Его что, так и называют? Диктатор?
— О нет. Официально он «эль-президенте». Его выбрали еще в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. А теперь, как только они подготовят Конституцию, состоятся новые выборы, и на смену временному правительству придет постоянное, демократическое.
— Он у власти с тридцать седьмого года?
— Да. Грофилд кивнул.
— Они не любят торопить события.
— Излишняя поспешность чревата потерями.
— Вот именно. Ладно, вернемся к делу. Пока что у нас фигурирует только бывший губернатор Пенсильвании Харрисон, полный энергии, но безработный человек. А при чем тут его сын?
— Пресс-секретарь. Это означает связи с общественностью. Он пытается сделать так, чтобы генерал получше выглядел в газетах, особенно в США.
— Минуточку. Его сын — сотрудник по связям с общественностью в Латинской Америке. Стало быть, теперь уже у нас два действующих лица, отец и сын.
— Три. Еще генерал Позос.
— О-о? Он тоже в этой труппе?