С полчаса Лерин побродил взад-вперед по пыльной улочке, сопровождаемый взглядами ленивой Марии, которая сидела на корточках под стеной, в узкой полоске тени. Иногда он слышал, как Ричио мечется на кровати и храпит. Один раз он даже что-то хрипло выкрикнул — возможно, звал на помощь или просто отгонял призраков, которые постоянно осаждали его. Лерин бросил ходить туда-сюда.
— Его надо разбудить, — заявил он. — Делать нечего. Мария пожала плечами.
— Если я разбужу его, он взбесится, — рассуждал Лерин, обращаясь скорее к самому себе, нежели к девушке. — Но, если я не расскажу ему, а мальчишка днем уедет, он разозлится еще сильнее.
Мария снова пожала плечами.
— Так что я его разбужу, — сказал Лерин, набираясь решимости. Он глубоко вздохнул, шагнул вперед, толкнул дверь и вошел в комнату Ричио.
В нос ударил смрад — это у Ричио воняло изо рта. Оттуда разило гнилью и отрыжкой. У задней стены стояла деревянная кровать, покрытая выцветшим одеялом, которое когда-то было ярким. Слева от кровати притулился стул. Этим убранство комнаты исчерпывалось.
Ричио голышом лежал на животе лицом к Лерину, рука и нога свисали с кровати, рот был разинут, виднелись немногочисленные уцелевшие зубы. Здоровый правый глаз был прикрыт одеялом, а пустая левая глазница зияла, будто расплющенная красная слива. Ричио был жутко уродлив, злобен, жесток, поэтому, когда Лерин приблизился к нему, в горле у него пересохло, а руки задрожали.
— Ричио, — тихо, почти шепотом, позвал он, и человек на кровати осклабился во сне, засучил руками и снова утихомирился. — Ричио. Ричио.
Никакой реакции. Лерин неохотно пододвинулся поближе, протянул руку и дотронулся до плеча Ричио.
Тот с грохотом скатился с кровати, выставив вперед руки наподобие когтей. Лерин споткнулся и рухнул на глиняный пол. Ричио набросился на него с проворством кошки, оседлал Лерина, и его руки вцепились в глотку гостя. Лицо Ричио пылало безумием.
— Ричио! Ричио! Ричио! — торопливо запричитал Лерин, пытаясь привести его в чувство, пока Ричио не перекрыл ему кислород.
Вдруг борьба прекратилась, руки Ричио соскользнули с шеи Лерина. Ричио уселся ему на живот.
— Какого черта ты тут делаешь?
— Мне надо было поговорить с тобой.
Ричио легонько шлепнул его по щеке, отчасти из дружеского расположения, отчасти потому, что злость еще не улеглась.
— Ты хочешь поговорить со мной? И что же такой дурак, как ты, может сказать такому дураку, как я?
— Его сын здесь. В Акапулько. Ричио подался вперед, его тяжелое лицо оказалось прямо над лицом Лерина.
— Сын? И ты его видел?
— Он только что прибыл в отель.
— А Позос? Не с ним?
— Нет. Мальчишка с двумя гринго постарше. Они говорят по-английски, и он величает их «дядюшками».
— Приехал проведать отца? Но зачем приезжать сюда? Отца проведывают дома, а не в чужом городе.
— Те двое тоже его не ждали. Я немножко подслушал их разговор, и его появление здесь было для них вроде как сюрпризом.
— Сюрприз. — Ричио кивнул. — Мы сами устроим ему сюрприз. — Он подошел к двери, бросил Марии:
— Принеси мне воды, — и помочился прямо на улицу.
Лерин сказал:
— Мне пора возвращаться.
— Позоса охраняют, — сказал Ричио. К ублюдку не подобраться. Зато можно подобраться к сыночку, а? Как ему это понравится, ублюдку, а? Зарезать его единственного сынка, а? Хоть это его, ублюдка, проймет, а?
— Мне надо возвращаться, — сказал Лерин. — Я не хочу лишиться работы.
— Это ничем не хуже, — продолжал Ричио. — Пусть Позос живет. Пусть живет без сына.
— Одна просьба, — сказал Лерин. — Не делай этого, пока я буду там.
Ричио с мрачным удивлением взглянул на него.
— Я сделаю это, когда представится благоприятная возможность, — сказал он. — Лучше уж сам позаботься о том, чтобы оказаться подальше оттуда.
Теперь, когда Лерин все рассказал, его охватило раскаяние. Однако, не сделай он этого, было бы еще хуже. Кабы он ничего не сказал Ричио, а тот потом узнал бы, что сын Позоса останавливался в отеле, Ричио вместо сына Позоса убил бы его, Лерина.
Мария принесла цинковое ведро, до половины наполненное водой. Ричио схватил его, поднес к губам, набрал в рот воды, пополоскал горло и выплюнул воду на пол.
Потом он долго пил и, наконец, вылил остатки воды себе на голову, намочив свое тело, а заодно опять увлажнив пол.