Неизвестно, что сказал Хуану человек с ножом, но юноша слегка замялся, словно утратив уверенность в себе. Казалось, он вдруг признал, что его противник имеет право сделать то, что он норовил сделать, и не мог найти исчерпывающих возражений против этого убийства. Похоже, он уже не искал пути к отступлению и не стремился одолеть противника, а пытался найти какие-то слова, которые можно было бы противопоставить ножу.
— Почему он не бежит? — спросил себя доктор. — Почему Люк не сделает что-нибудь, не скажет что-нибудь? — Ему не пришло в голову задуматься, почему молчит он сам; он знал лишь, что не в состоянии ни двинуться, ни заговорить, и принял это знание как должное.
А на противоположном краю бассейна, казалось, шла пляска, нечто похожее на балет в стиле модерн. Хуан отодвигался только тогда, когда мужчина наступал, и ровно настолько, чтобы тот не достал его ножом. Движения нападавшего стали менее размашистыми и более осмысленными, словно он боялся потерять преимущество, бросившись вперед очертя голову. А может, он просто играл, как кошка с мышью, продолжая травить жертву удовольствия ради, хотя вряд ли: слишком угрюмое, напряженное и решительное было у него выражение лица.
— Хуан!
Это крикнул стоявший в воде Люк, наконец-то очнувшийся от оцепенения. Услышав свое имя. Хуан чуть повернул голову, и человек с ножом ринулся вперед. Хуан отпрянул. Он попытался хлестнуть мужчину по лицу полотенцем, но промахнулся.
Люк заорал:
— Оторвись от него, Хуан! Беги вниз по склону! Беги вниз по склону!
Похоже, нападавший подумал, что Хуан поступит именно так, как советовал Люк. Во всяком случае, он вдруг рванулся вперед, размахивая ножом. Отскочив назад, Хуан снова хлестнул полотенцем, теперь уже по ножу — раз, другой. Нож запутался в полотенце, взлетел, сверкнул в воздухе и воткнулся в землю. Рукоятка задрожала.
Нападавший на миг замер от удивления и, разинув рот, уставился на свою ладонь. Потом заревел от унижения и ярости и бросился на Хуана с голыми руками, норовя схватить его за горло.
Хуан стиснул его запястья, и они принялись топтаться, слившись воедино, попеременно тесня друг друга. Мышцы их рук и плеч напряглись, а на животе и на голых бедрах Хуана стали рельефными. Противники поочередно брали верх, оба щерили зубы и не мигая смотрели друг на друга.
Наконец нападавший неожиданным рывком освободился от хватки Хуана, спотыкаясь, отступил назад и опять бросился в атаку. На сей раз Хуан оказался проворнее. Он ушел в сторону, схватил урода за плечо и резко рванул. Описав полукруг, противник ударился о край бассейна и скатился в воду, поскольку ничего иного сделать уже не мог.
Люк, как буйвол, навалился на него и начал топить. Избавившись от напряжения, доктор Фицджералд снова опустился в шезлонг. Он сделал вдох, долгий, трепетный, болезненный вдох, и грудь его словно обдало огнем. Доктор даже спросил себя, долго ли он не дышал.
— Слава тебе. Господи! — прошептал он.
Его руки задергались от боли, пронизавшей их сверху донизу. Доктор опустил руки, и они повисли как плети вдоль подлокотников. Он попытался привести в норму дыхание.
На противоположном краю бассейна Хуан тяжело опустился на кафель и сидел, широко раздвинув ноги, будто тряпичная кукла, марионетка с перерезанными ниточками. А в бассейне, по грудь в воде, неуклюже возился Люк, исполненный мрачной решимости. Он продолжал держать разбойника, не давая ему вынырнуть на поверхность. Вода вокруг него так и бурлила.
Но вот Хуан, похоже, мало-помалу вернулся к действительности, увидел Люка и осознал происходящее. Лицо его исказилось от боли, Хуан подался вперед и крикнул:
— Дядюшка Люк, не надо!
Но Люк не обратил никакого внимания на призыв юноши. Вода вокруг него волновалась все слабее и слабее.
Хуан оттолкнулся руками, стал на четвереньки, подполз к краю бассейна и опять закричал:
— Дядюшка Люк! Прекратите! Доктор Фицджералд, выступавший всего лишь в роли зрителя, очнулся, выпрямился в кресле и громко сказал:
— Не лезь к нему, малыш. Он знает, что делает, оставь его.
И тут он с удивлением поймал себя на том, что произнес эти слова шепотом, и его никто не слышал. Да он и не надеялся, что его услышат.
Хуан неуклюже плюхнулся в бассейн, не нырнул, а скорее просто рухнул в воду и, еле волоча ноги, пошел к Люку. Каждое движение давалось ему с огромным трудом — настолько он изнемог. Потом эта диковинная безмолвная борьба возобновилась. Хуан и Люк дрались, будто изнуренные акулы за ушедшую под воду добычу. Люк что-то пробормотал, но доктор не расслышал его, а Хуан ничего не ответил губернатору. Потом Харрисон вдруг отвернулся и оставил Хуана в покое. Он медленно направился к доктору Фицджералду, подняв руки над водой. Подойдя, он тяжело взгромоздил локти на край бассейна, устремил на доктора невидящий взор и бросил: