Один раз разозлился он. Понял мою хитрость, да сказал вот что: «Не родишь никого – ничего твоей дочке не будет. Родишь – будет тебе ласка. А коль мне баба другая родит, выгоню и тебя с дочкой ни с чем.»
Вот тут я взревела аки (как) зверь. Поняла, что дело худо, а ничего поделать не смогу. Сама ко мне подошла моя травница, как я когда-то к пану, совсем ещё девчушка, наслышавшись о моих хитростях ради людей, да предложила свою помощь…
Глава 5
Видела не раз графа с девицами, да не боялась я этого и не перечила ему до тех пор, пока те страшные слова не сказал. Стала бояться, что любая баба ему приплод принесёт. Как знала, травница предложила мне ласку свою. Просила она, чтобы я была мила к любым девицам графа, да приглашать есть за свой стол. Растолковала мне, что будет им в еду мешать снадобья из можжевельника, болотной мяты, бешеного огурца да дикой моркови.
Обняла я тогда Весту, просила и графу делать это, на что она мне отказала, сказав, что травы эти губительны. Не пужало, что гублю других женщин, так боялась за дочь свою. Одна она у меня. Не хотела ей голода и бедноты, как на хуторе.
Так и проходило время, а граф бездетен был. Дивился, что я угощаю его женщин, но ничего не говорил. Вскоре зусим (совсем) не приходил ко мне ноччу (ночью) и коли б понесла дитя, то уж точно не от графа бы это сталося (случилось). Жили спокойно, да только дочка моя уже видная была. Замуж пора было. Графу говорила: «Выдай за какого-нибудь мещанина, хай будет просто жить, да только хлеб был да теплая постель». А граф говорил злобно, что не время ещё. Вот не сможет наследника заиметь, тогда и будет думать, а пока рано. Так и жили, знала же, не будет ему детей, пока я сама всё не сгубила.
Люб мне стал конюх наш бывалый. Казимеж. И я ему по нраву была. Спочатку (сначала) просто глядела на графских лошадей, да пытала у юнака (юноши), как глядит за ними. Там и байки пошли, жарты (шутки). Да стали кахать (любить) друг друга.
Ему я и рассказала, что я хуторская. Всё-всё рассказала. Люб мне был взаправду. О нас с конюхом знала лишь Веста. Лето с есенью (осенью) скончилися, переехали мы сюда на зиму, в эту деревню, близ вашего костёла, да только худо мне стало. То уже было начало грудня (декабря). А я стала замечать за собой худое. Есть не могла. Граф попросил лекаря своего с Сопота поглядеть на меня, гостевал тогда с нами он, кабы графа поглядел по евоной мужицкой силе. Граф пужался, что ни одна женщина ему приплод не даёт. Знал лекарь то, что граф со мной никак меня не посещает давно.
Пришёл ко мне в комнату, оглядел меня да сказал, что дитя ношу! Как же? От конюха сталося! Веста попросила лекаря не говорить графу ничего, мол, сама панночка расскажет. Лекарь нахмурился да сделал вид, что поверил. Всё он понял! Всё он понял! Беда мне! Беда моей дочке! Сгинет она в бедноте! А граф меня убьёт. Не оставит он мне жизни, хоть и в гонении да с дочкой. Слишком лёгкая расправа. Я его знаю.
Пришла Веста к конюху да рассказала всё. Пришёл ко мне Казимеж да поведал о плане убить лекаря этой ноччу, каб не сказал графу. Уж хитро ён глядел. Згодилась (согласилась) я. На всё была згодна, кабы только моей дочке было добро.
Позвала лекаря к себе. Только он зашёл, а Казимеж сзади подошёл и придушил его. Сказала убрать мертвого в реку, утащить да подстроить, будто он сам потонул, а рядом положить бутэльку с полугаром, будто спьяну пошёл в мороз на лед, да потонул. Казимеж сказал, что сам всё зробит (сделает).
Ранком позвал меня граф к себе. Почуяла неладное, да только виду не подала. Шла к нему, да ноги подкашивались, не хотела идти. Открыла дверь, а там я и охнула с испугу.
Сидел граф на резном стуле, а на крюках висел Казимеж. Израненный, побитый. По одеже и узнала, бо твар (лицо) был избит. Сказал мне тады граф, что лекарь пропал. Нашёл его рыбак местный с бутэлькой полугара. Подумал граф спочатку, что спьяну утопился, да только кто-то ему поведал, что видел ноччу Казимежа, с лекарем на руках. Положил его туда уже мертвого и бутэльку там оставил. Медленно так говорил, будто знал всё про меня. Глядел на меня, говорил, да глаза не сводил. А я виду не подавала. Всё дрожало внутри, да не сказала ничего.