Флори решила приехать с Агнес в Париж в конце апреля, ко дню святого Марка. Ее здесь ждали.
В день ее приезда лил дождь со снегом и градом. Флори познакомилась с Джунией и с Тибо, впервые за девять лет увидела Арно. Все эти годы он не признавал ее, отбрасывал мысли о ней. Не забывая об этом таком тяжелом прошлом, они боялись неизбежной встречи. Она оказалась совсем простой. Они подошли друг к другу, расцеловались, в один голос сказали, что очень рады вновь видеть друг друга, и рассмеялись этому. Этот смех стер в их сознании ошибку одной и остракизм другого и восстановил отношения, которые когда-то были такими доверительными.
— Ваша сестра несчастна, — сказала позже Джуния мужу. — Ее глаза причинили мне боль.
Арно, которого Матильда в конце концов посвятила в то, что произошло с Флори, не решился рассказать об этом Джунии.
— Филипп вернулся из поездки ко двору короля Англии, куда его посылал наш король, — заметил он в размышлении. — Не воспользоваться ли мне этим, чтобы попросить у него прощения за то, что собрался выступить посредником лишь по возвращении его из Англии? Он пробудет несколько дней в Париже, я это знаю. Почему бы мне не отправиться к нему с визитом? Когда-то мы с ним хорошо понимали друг друга. Разумеется, я один могу поговорить с ним так, как нужно… у нас большой общий палестинский опыт… я, надеюсь, найду, что ему сказать.
Вскоре начались Майские праздники.
Жанна и Мари с многочисленными друзьями отправились в лес Руврэ за цветами и зелеными ветками. Сердитый Робер давно умер, и с ними в лес пошли двое слуг. Они же и помогли им принести охапки дрока, ириса и калюжницы.
Занятая плетением кружев в плодовом саду, где между деревьями обильно распускались цветы, которые все называли венчиками, под теплым весенним солнцем, Флори присматривала за Агнес, игравшей в траве со старшей дочерью Бертрана. Она проводила утром своих сестер в лес. Сейчас она увидела их вновь, смеющихся, с распущенными волосами.
Девять лет назад она сама участвовала в таком же походе на заре, в приготовлениях к Маю, беззаботная и радостная. Тогда этот праздник светлых времен был невинным и радостным для новобрачной, еще сохранявшей свое место среди девственниц, принявших ее в свою чистую компанию… Голиарды, Артюс Черный, наконец, Гийом ворвались в этот мир, в котором еще царило детство. Они его разрушили навсегда… Как могла она с того самого дня не усомниться в намерениях своего случайного спасителя? Он появился там так кстати, словно специально для того, чтобы их защитить, защитить ее. И она в своей наивности даже не удивилась этому совпадению. Ведь Кларанс ей сразу сказала, что догадалась о тайне, сжигавшей сердце и чувства юного меховщика.
Господи! Какая черная дорога пролегла от леса Руврэ до леса Брешнэй!
— Когда мы вырастем, мы тоже пойдем за «маем», как ваши сестры? — с горящими глазами спрашивала свою приемную мать Агнес, державшая за руку маленькую Бланш, с которой они прекрасно играли.
— Ну, разумеется… если вам это будет приятно, моя козочка…
Не отрывая глаз от работы, Флори вспоминала все странные повороты своей судьбы, когда послышавшиеся за ее спиной шаги заставили ее обернуться. К ней подошел Арно, как бывало когда-то, когда они с полуслова понимали и во всем доверяли друг другу…
— Глядя на вас, спокойно сидящую под этими цветущими вишневыми деревьями, можно подумать, что рассматриваешь какую-то иллюстрацию к старинному рассказу, — заметил он. — Как Пенелопа, вы прилежно склоняетесь над вечной женской работой, которая так хорошо служит вашему уединению!
Не ошибалась ли она? Нет ли какого-то прозрачного намека в этом сравнении? Она приняла игру:
— Правда, брат, я рукодельничаю, по сравнение этим и кончается. Не надеясь ни на какое возвращение путешественника, мне не приходится ночью распускать то, что я вышила днем.
Он уселся на скамью рядом с нею.
— Вы уверены в том, что вам некого ждать?
Флори не успела полностью осознать значение этого вопроса, как сердце ее словно сорвалось с цепи.
— Вы имеете в виду Филиппа?
— Да. Он вернулся из Англии и сейчас в Париже.
— Уж если вы заговорили со мною об этом, значит, вы спросили и его. Что же он вам ответил?
— Что его уединение не принесло ему ничего нового, кроме того, что он чувствовал раньше.
— То есть?
— Что вам надо быть терпеливой и не отчаиваться.
— Согласен ли он простить меня?
— После всего того, что он пережил в Палестине, он пришел к тому, что должен вас простить, не держать на вас зла за причиненную когда-то боль. Старые раны зарубцевались. Увы, то, что врач из Монлуи рассказал ему по вашей просьбе, вновь разбередило их.