— Вы нервничаете?
— Господи, да помолчите хоть немного!
— Знаете, — сказала она задумчиво, — я только сейчас поняла, что сегодня ночью вас могут убить, а я вам пудрю мозги. Наверно, вы меня ненавидите.
Она ошибалась.
Ее легкое дыхание коснулось моей щеки.
— Вам нужно побриться, — сказала она. — Вы всегда не бриты.
Герцогиня нежно куснула мочку моего уха и сказала, что ухо брить не нужно. Она положила руку мне на колено и запустила свои ноготки в мое тело так, что я чуть было не вскрикнул. Рука медленно поползла по бедру, приближаясь к цели. Я едва контролировал управление. Если бы на дороге было больше машин, мы бы уже давно лежали в кювете.
Она вновь куснула мое ухо, поцеловала его, поцеловала за ухом, поцеловала в шею. Я снял руку с рычага, где она должна была находиться, и положил ей на колено.
— Ага-а-а! — сказала она.
Как и обычно, на ней не было чулок. Моя рука медленно двигалась по бедру герцогини. Она исследовала язычком мое ухо.
— От вас вкусно пахнет, — прошептала она. — Что это такое?
— Это называют мылом.
— Нет, кроме мыла здесь еще и ваш запах. Если вы когда-нибудь обрызгаетесь одеколоном или лосьоном после бритья, то я вас убью!
Неудачное словечко. Я вздрогнул.
— Сожалею, — сказала она. — Придется отложить на потом.
— Придется.
Я вернул руку на рычаг, где ей и положено быть, когда едешь со скоростью сто пятьдесят километров в час. Ее руки покоились на коленях. Их законное место, конечно, было там, где они находились минутой раньше. Ну что ж, подождем.
Мы подъехали к Ламбертвилю. Я снизил скорость, заметив ограничительный знак. Мы пересекли дремлющий городок. По мосту через Делавэр я ехал со скоростью двадцать пять километров в час.
С этого момента мы продвигались вперед со скоростью дикобраза, занимающегося любовью, — очень, очень медленно.
XXVII
Под нами неспешно несла свои темные воды река Делавэр. Здесь она еще оставалась чистой. Фонари освещали прозрачный зеленый поток. В районе Филадельфии вода была уже грязной, но здесь течение радовало глаз. Пахло свежестью и речной тиной.
Места пересечения балок облюбовали пауки. Их легко можно было разглядеть в центре паутины. Они терпеливо поджидали добычу, у которой не было шансов на спасение.
Сразу за мостом я свернул направо. По обеим сторонам улицы густо росли клены. Вокруг уличных фонарей вились мириады насекомых — единственный признак жизни в городе. В Нью-Хоупе рано ложились спать.
Через несколько кварталов я почувствовал запах влаги, доносившийся с канала. По верхушкам деревьев я определил, что ветер дует с востока. Он и доносил сладковатый аромат воды до западного берега Делавэра.
Дорога проходила мимо фермы, приютившейся на самой вершине холма. Ни в одном окне не было света. Странно, но в такие моменты подмечаешь самые незначительные детали. Вероятно, я подсознательно ощущал, что, может быть, мне больше никогда не придется увидеть вот такую одинокую, погруженную в темноту ферму, обитатели которой спокойно спят.
Дорога была пуста. Мы проехали небольшую рощицу, окружавшую озерцо. Потом еще одну группу деревьев. Наконец я увидел огромный щит: «Опасный поворот. Снизить скорость». Дорога резко сворачивала налево. Я свернул направо, следуя указаниям сержанта.
Мы приблизились к маленькому мостику. Я пересек его с выключенными фарами.
За мостом дорога слегка отклонялась вправо и спускалась вниз. В лунном свете над верхушками деревьев я различил крышу каменного дома.
— С этого момента разговариваем только шепотом, — сказал я.
Она сжала мне руку. Должно быть, это было более захватывающим делом, чем прыжки с парашютом. Я выключил двигатель. Машина съехала вниз с выключенным мотором совершенно бесшумно, как ночная бабочка.
Мы остановились в десяти метрах от дома.
Узенькая полоска света просачивалась сквозь закрытые деревянные ставни на верхнем этаже. Остальные окна были темны.
Я вылез из машины и закрыл дверцу так осторожно, будто был часовщиком и ремонтировал миниатюрные дамские часики. Я немного подождал. Нервы мои были напряжены.
— Что случилось? — прошептала герцогиня, подкравшись ко мне.
— Нет ли тут собаки? — тихо сказал я.
Мы прислушались. Она откинула голову, и я увидел ее шею, длинную и изогнутую, как гриф скрипки. Собаки нигде не было. Я решил, что, если мне удастся выбраться отсюда живым, я пошлю к черту свою карьеру, — перед некоторыми соблазнами надо пасовать. И плевать на все последствия.