Я подумал было, что он всадит скальпель в меня. Но тогда кому же он торжественно объявит, что без труда справился с машиной, не встретив никаких препятствий, о которых я разглагольствовал?
Он хлопнул дверью и сбежал вниз по лестнице. Вот это да! Он собирался показать мне, на что способен! Хотел доказать, что он хитрее и умнее всех!
Хенли включил свет на первом этаже и на крыльце. Это должно было привлечь внимание герцогини. Открылась входная дверь. Теперь, должно быть, он стоял на крыльце, освещенный со всех сторон, как Статуя Свободы Четвертого июля.
Если после этого герцогиня не выскочит из машины и не бросится в кусты, она мне не друг. Ему понадобится пять минут, чтобы добраться до карьера, и двадцать минут, чтобы вернуться к дому пешком.
Но если моя приятельница-аристократка заберет с собой ключ, он вернется через две минуты, чтобы обыскать меня. Не обнаружив ключа, он разозлится и, возможно, будет меня пытать с целью выяснить, куда я его спрятал.
Две минуты.
XXX
Как только закрылась входная дверь, я с силой качнулся вперед. Массивное кресло сдвинулось на несколько сантиметров. Я сделал еще одну попытку — снова несколько сантиметров. Повторив упражнение раз десять, я очутился у столика, на котором лежал скальпель.
Нагнувшись, я захватил рукоятку зубами и вложил в раскрытую ладонь распростертой на кровати женщины. Скальпель тотчас скользнул обратно на столик.
— Прошу вас, — сказал я. Пустые глаза пристально смотрели на меня. — Это ваш единственный шанс на спасение. И мой тоже. Прошу вас.
Лицо оставалось бесстрастным. Я вновь сжал скальпель зубами и осторожно опустил на ладонь, стараясь не смотреть на опухшие культи.
На лбу ее выступил пот. Пальцы медленно сжались. Она захватила скальпель тремя оставшимися пальцами.
Я отклонился в сторону и уперся ногами в пол. Ботинок на мне не было, только носки. Слава Богу, что пол не натерт воском. После нескольких попыток мне удалось развернуть кресло.
Должно быть, Хенли в этот момент рылся в перчаточном ящике в поисках ключа.
Я откинулся как можно дальше назад. Наконец спинка кресла уперлась в стол. Я почувствовал, как лезвие рассекло мою ладонь. Скальпель был настолько острым, что я даже не почувствовал боли. Нужно было сдвинуться на несколько сантиметров право. Руки мои покрылись кровью, которая впитывалась в старые бинты.
Я ощутил, как скальпель скользит по веревке, легко, словно бабочка. Нажим. Еще один. Я приподнял руки, чтобы упереться веревкой в лезвие. В доме стояла полная тишина. Слышно было, как моя кровь капает на прорезиненную подстилку.
Я услышал его шаги на крыльце. Три удара скальпелем.
Он открыл входную дверь и пересек гостиную. По твердости его шага я понял, что он разъярен.
Он поднимался по лестнице.
Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десятый удар оказался счастливым: мои руки резко разошлись в стороны.
Повернувшись, я выхватил из руки женщины скальпель и одним ударом перерезал веревки, стягивавшие мои щиколотки.
Дверная ручка повернулась, я вскочил и бросился к своему пистолету, лежавшему на столике рядом с дверью.
Дверь открылась.
— Где…
Его реакция была мгновенной. Подонок. Он знал, к чему я стремился. Повернувшись, он протянул руку к моему пистолету. Я нанес ему удар по почкам. Хенли потерял равновесие и толкнул столик. Я прыгнул к нему, целясь в затылок. Он парировал удар, отклонившись вправо и выставив предплечье.
Мне все же удалось оттолкнуть его от столика. Я пригнулся и ударил его в солнечное сплетение. Хенли ожидал этого удара — он с криком выдохнул, как делают хорошие боксеры, чтобы напрячь мышцы живота. Мой кулак столкнулся с непробиваемой стеной мышц.
Хенли схватил меня за плечи и резко толкнул. Я отлетел назад, не в силах противостоять огромной силе. Я летел быстрее удирающего от лисы зайца. Моя спина ткнулась в деревянные ставни, которые, не выдержав, разлетелись на куски. Стекло разбилось. Хенли схватил меня за бедра, не позволив выпасть из окна.
Спасибо за помощь.
Он уселся на мои ноги и схватил меня за горло. Вероятно, он хотел переломить меня надвое на подоконнике. Лицо его было совсем близко. Он пытался сломать мне позвоночник.
Я видел его глаза — сантиметрах в десяти от своих. Похоже, он получал удовольствие, убивая, и особенное удовольствие, убивая меня. Было нечем дышать, боль в позвоночнике становилась невыносимой. Я надеялся, что у герцогини хватит ума смыться, пока Хенли не бросился на ее поиски. Перед глазами пошли красные круги, заплясали огненные точки, я молил Бога лишь о том, чтобы потерять сознание прежде, чем хрустнет мой позвоночник.