Женщина рухнула на бездыханное тело и обхватила голову Хенли руками. Кровь из ее руки стекала по его лицу — сцена из триллера.
— Остановите ее! — крикнула герцогиня. — Остановите!
— Сами попробуйте!
Герцогиня встала на колени и обняла бедную женщину.
— Все кончилось, дорогая, — приговаривала она. — Все кончилось.
До конца было еще далеко, но иногда тон, которым сказаны слова, действует гораздо сильнее самих слов. Я же просто не мог жалеть женщину, виновную в стольких преступлениях, женщину, убившую своего любящего мужа по приказу Хенли.
Лайонс отвернулась, прижалась к герцогине и разразилась долгими, душераздирающими рыданиями. Что ж, слезы принесут ей облегчение. Она успокоится, и я отвезу ее в полицейский комиссариат Нью-Хоупа.
Герцогиня гладила ее по щеке и бормотала слова, которыми успокаивают рыдающего ребенка. И ей было наплевать на кровь, стекавшую на ее платье. Она прижимала к себе Лайонс и покачивалась из стороны в сторону. Но когда герцогиня тоже начала плакать, я был просто ошарашен.
Всхлипы постепенно становились реже. Лайонс успокаивалась. Я пересек комнату и поднял телефонную трубку. Меня соединили с квартирой шефа местной полиции. Я отчетливо слышал звуки какой-то телевизионной передачи.
— Уокер слушает.
— Говорит инспектор Санчес из нью-йоркской полиции. Я должен поставить вас в известность о совершенном убийстве.
— Это вы звонили сегодня вечером?
— Да.
— Почему вы не попросили помощи?
— У меня не было доказательств для получения ордера на арест.
— Кто совершил убийство?
— Женщина, которая находится рядом со мной.
— Хорошо, выезжаю.
Трубка была вырвана у меня из рук и с силой брошена на рычаг.
— Что вы натворили, Боже мой! — кричала герцогиня.
— Сообщил об убийстве.
— Вы что, действительно собираетесь арестовать ее?
— Не я. Так как мы в Пенсильвании, ее арестует местная полиция.
— Вы удовлетворены, не так ли?
— Послушайте, на столе у комиссара лежали два пальца. Инспектор был уверен, что я провалю дело. Но я раскрыл преступление. Я спас жизнь этой женщине. Хоть это вы понимаете?
— Ну и что?
— Что? Я вам скажу. Все это будет отмечено в моем личном деле. Вот и все.
Она меня даже не слушала.
— Вы хотите сказать, что она предстанет перед судом за то, что убила его? Убила, когда он хотел вас застрелить?
— С нее снимут это обвинение, она защищала свою жизнь. Я дам показания, и суд не вынесет обвинительного приговора.
— Ну, так отпустите ее.
— Отпустите! Она должна предстать перед судом Нью-Йорка по обвинению в убийстве собственного мужа!
— Вы судите с точки зрения закона, а я вижу ее лицо и ее руку. Представляю, что она вынесла за эти дни. Вы просто подонок!
Я хотел объяснить, что прекрасно понимаю, какие страдания она вынесла. Почему же, черт возьми, я мотался без сна и отдыха, пытаясь отыскать ее? Неужели она думает, что я не испытываю жалости к этой женщине? Тем не менее мой долг не судить, а доставить человека в суд. Но я сумел произнести лишь одно слово:
— Я…
— Посмотрите на нее! Да посмотрите же на нее, чертов сыщик!
Все же она перегибала палку. А на Лайонс я не мог и глаз поднять, — сердце разрывалось. Ведь она убила человека, которого любила, человека, который ее изуродовал, принудил изменить высоким принципам профессии, забыть самые святые клятвы, наконец, толкнул на убийство собственного мужа. И теперь она оплакивала его. Именно его, этого человека! Никогда мне не понять женщин.
Герцогиня с осторожностью опытной сиделки помогла Лайонс встать. Заметив аптечку Хенли, она просмотрела ее содержимое и повернулась ко мне:
— У вас есть наличные?
— Что?
— Сколько у вас с собой денег?
— Около пятидесяти долларов…
— Дайте их мне.
Я смотрел на нее, разинув рот.
— Боитесь, что я не верну долг?
Я отдал ей деньги.
— Перевяжите руку. Она вся в крови.
А я и забыл. Пришлось обвязать кисть бинтом — как старший брат, который может сам за собой поухаживать.
— Теперь послушайте меня, — заговорила герцогиня. — Я увезу ее в Мексику. Мы доберемся за три дня.
Судя по тому, как она водит машину, ей это вполне под силу.
— У меня целый набор кредитных карточек, — продолжала она. — В понедельник я куплю все, что нужно. В аптечке есть морфий, снотворное и успокоительное. Большую часть пути она проспит или будет в забытьи. В Мексике у меня есть знакомый врач. Я сниму какой-нибудь тихий домик недалеко от Мехико, там, где меня никто не знает и не будет болтать лишнего. Когда она окончательно выздоровеет, то больше не сможет оперировать, зато сможет делать массу других вещей: консультировать, работать в области медицинской профилактики…