— Рад был с вами познакомиться, — сказал я. — Спасибо за апельсиновый сок.
Я уже дошел до двери, когда почувствовал кого-то у себя за спиной. Она сняла туфельки и догнала меня, неслышно ступая босыми ногами по мраморным плитам.
— Трус! — прошипела она и хлопнула дверью с такой силой, что толстое стекло задрожало.
VIII
— Индиготиносерная кислота, — объявил Келси с довольным видом.
Я ничего не понял.
— Индиготиносерная кислота, — повторил он. — Не знаю, понятно ли тебе, но, имея в наличии лишь желтое пятно, найти нужное из всех существующих в мире веществ кое-что да значит!
— Еще бы. Ты имеешь в виду индиготиновую кислоту?
— Нет, — сказал он, и я уловил в его голосе раздражение. — Это немножко другое. Почти то, о чем ты говоришь, но немножко другое. Не буду повторять этот термин, но данное вещество используют для уничтожения татуировок.
— Татуировок?
— Да, татуировок. Ты слишком мало спишь. Прошу тебя, не повторяй за мной каждое слово.
Именно татуировок. Иногда люди делают татуировку, а потом жалеют об этом. Вот тогда и нужна эта кислота.
— Так, значит, делают татуировку, а потом используют кислоту, чтобы ее вытравить?
— Лучше и не скажешь. — Келси был язвительный тип.
Я потребовал палец и получил его прямо из морозильника.
С помощью мощной лупы я скрупулезно исследовал поверхность пальца. И обнаружил несколько черных точек, в беспорядке разбросанных на коже, — там, где находилось кольцо.
Я было подумал, что это крошечные пылинки, застрявшие под кольцом. Попытки счистить их оказались безрезультатными. И тогда стало ясно, что это микроскопические чернильные капельки, глубоко въевшиеся в кожу, все, что осталось от татуировки после действия кислоты.
Я взял кусок промокательной бумаги, который можно было обернуть вокруг пальца, нанес легкие чернильные мазки на черные точки и плотно наложил бумагу на палец. На ней проявились точки, расположенные беспорядочной двойной линией. Мне осталось лишь соединить их с помощью карандаша.
Линии оказались волнистыми, похожими на русские горки. Я не видел в этом никакого смысла.
Тяжело вздохнув, я продолжил свое занятие. Неужели все мои усилия напрасны? А если посмотреть на точки по-другому? Некоторые из них расположены параллельно, но на одном конце они сходятся, образуя некое подобие двузубой вилки. Я принялся переносить линии на другой листок бумаги. Пристально вглядевшись в рисунок, я вдруг почувствовал, что волосы у меня на затылке зашевелились. Это был прекрасный рисунок — я нарисовал змею, высунувшую свой раздвоенный язык.
IX
— Келси!
— Да? — В его голосе слышалось нетерпение.
— Можешь ли ты определить, когда была сделана эта татуировка?
Он склонился с лупой над стеклом. Поковырял миниатюрным скальпелем одну из черных точек. Наконец выпрямился и, сняв очки, потер глаза.
— Краситель еще достаточно насыщен и свеж в местах, где индиготин не проник слишком глубоко. Может быть, татуировка была сделана меньше года назад.
Я ушел в библиотеку и рухнул в кресло. Может ли женщина ни с того ни с сего вдруг сделать татуировку? Нет. Мужчина — возможно, и то, если он пьян. Но уж никак не нормальная женщина. Проститутки — да, и то самого низкого пошиба. Воистину женщина должна обладать весьма эксцентричным характером, чтобы придумать такое. Но если она с причудами, то не станет покупать кольцо, чтобы прикрыть татуировку. Значит, эксцентричность отпадает.
Я поднялся из кресла и пошел звонить Джезусу.
Джезус Ромеро. Два года назад он украл машину. И попался. Нападение с отягчающими обстоятельствами. Владелец настиг его у первого же светофора. Как всегда, Джезус нуждался в солидной дозе наркотика. Но в тюрьме наркотика не достанешь.
Я сумел снять «отягчающие обстоятельства», убедив владельца автомобиля забрать свое заявление. И закрыть дело, убедив заместителя следователя Вебера, что игра не стоит свеч. Он окончил юридический факультет Колумбийского университета и хотел с помощью этого ничтожного наркомана войти в большую политику. Вебер выразил возмущение подобным отношением к преступникам. Пришлось популярно объяснить ему, что Джезус будет нам благодарен и однажды выведет нас на крупного импортера героина, арест которого непременно вызовет овацию общественности.
Джезус оказался на месте. Я воспользовался своей кличкой:
— Господин Ромеро, это Эдди Сантьяго. Я только что прибыл.
Это означало, что мне надо с ним поговорить. Если бы вокруг толкался народ, он бы мне ответил: «Ты ошибся, приятель». Я сказал бы «извините» и дождался его звонка. Но на этот раз мы могли спокойно поговорить. Джезус разбирался в татуировке. На его левом бицепсе красовалась голова мертвеца, а подпись гласила: «Лучше смерть, чем бесчестье». Как большинство преступников, Ромеро был патриотом. На правом бицепсе две розы венчали вензелем слово «мама».