— Но ты была великолепна. — Макс пребывал в недоумении.
Как он мог позабыть? Она-то по-прежнему помнила во всех красках долгие секунды паники, когда строки не приходили на ум, тишина тянулась все дольше, а сотни людей смотрели и ждали. Во рту пересохло, сердце колотилось, покуда она копалась в темных уголках памяти в поисках слов.
— Прости. Не могу.
Макс смерил ее долгим взглядом.
— Мне казалось, однажды ты это преодолеешь. Ты такая же актриса, как и твоя мать. Жаль, ты не горишь желанием выходить на сцену.
Джорджи покачала головой.
— Извини. Знаю, ты разочаровался во мне, Макс…
Он от нее отмахнулся.
— Нет, не разочаровался. Слова против не скажу, если ты больше никогда не ступишь на сцену. Ты и так заработала себе долю в прибыли. А даже если б и не заработала, мать оставила вам с Гарри свою долю. А попросил я, ибо желаю тебе счастья. Подумал, ты захочешь снова играть на сцене.
Она покачала головой.
— Не захочу. — Прозвучало грубо, будто она все восприняла в штыки.
Джорджи покраснела, устыдившись, — она знала, что Макс лишь пытался помочь. Он печально улыбнулся.
— Ладно. В таком случае роль Виолы получит Бесси Холл.
— О нет, только не Бесси! — не сдержавшись, возразила она.
— Если ты не предложишь свою кандидатуру, роль достанется Бесси.
Джорджи тяжело вздохнула.
— Значит, Бесси. Во всяком случае, ее задняя часть меньше, чем у Лили.
Остаток дня Джорджи провела среди костюмов, что хранились в походившей на пещеру кладовой, а закончив, захватила на починку и переделку множество вещей.
Поднимаясь наверх, она мысленно составляла список того, что могло понадобиться для постановки «Двенадцатой ночи». Макс займется распределением ролей, музыкой и репетициями. Джорджи отвечала за декорации и наряды — при условии, что Макс доволен стоимостью.
Работу за кулисами она начала с девочки на побегушках, старалась заработать себе и Гарри долю в прибыли, ибо на сцене от нее толку не было. Однако со временем она обнаружила в себе доселе неизвестный художественный талант и использовала его для создания декораций и костюмов. Сейчас ее радовала эта закулисная роль. Временами Джорджи мечтала о другой жизни — той, что не вращалась вокруг постановок, той, что протекала в настоящем мире, — но это походило на неблагодарность. Она всегда старалась выбросить такие мысли из головы.
Когда Джорджи выбралась из кладовой, ее ждала Лили — она сидела на коробке, подогнув под себя ноги, и уткнулась носом в книгу. Стоило двери отвориться, Лили вскинула глаза и отложила томик в сторонку.
— Вот ты где, Джордж. — Судя по обаятельной улыбке, ей что-то нужно. — А я тебя жду. Причешешь меня? Макс выводит меня в свет.
— Хорошо. Идем в гримерную. Куда вы собираетесь?
— На какое-то ужасное суаре. — Лили закатила глаза. — Мне придется очаровывать богатого толстого набоба. Ты же знаешь, Макс всегда ищет покровителей.
Друг за другом они брели по захламленному коридору. Закулисные стены были грязными, декорации загромождали каждый угол. Такова реальность, что таилась за красным бархатным занавесом и позолоченной лепниной.
В гримерной, выбранной Джорджи, стояли старинные стулья, расшатанный столик и треснувшее зеркало. Лили разместилась на стуле, а Джорджи в поисках шпилек принялась рыться в коробке.
— Раньше тебе нравилось ходить на званые вечера с Максом, — заметила она.
— И сейчас нравится. Просто сегодня я намеревалась отужинать с сэром Найджелом. — Сэр Найджел Агню — последний воздыхатель Лили. — Знаешь, Джорджи, тебе пора найти своего сэра Найджела. Ты много работаешь и совсем не отдыхаешь.
— Еще как отдыхаю! Кроме того, не нужен мне никакой сэр Найджел. — Она начала заплетать блестящие локоны Лили.
— Неужто тебе не одиноко? Я думала, тебе нравится Майкл.
Джорджи действительно нравился Майкл Маккол. Он исполнял ведущую роль в новом спектакле и поцеловал ее на импровизированном праздновании, прошедшем накануне. Поцелуй ей приглянулся — так почему же она его оттолкнула?
— Майкл не для меня. — Она пожала плечами и, прикрепив косу на затылке, пыталась нашарить шпильку.
— Если не будешь держать ухо востро, останешься старой девой, которая мужчин в глаза не видела.
— Мне еще даже нет двадцати четырех! — возразила Джорджи.